Анатолий Гончар - Рейд в ад

Мы молчали, не спрашивая о том, что случилось с внуком. И без вопросов было понятно…

— Я могу предложить вам сыру, молока, изюму, — словно вспомнив о законе гостеприимства, старик засуетился, расстелил перед нами дастархан — все тот же лежавший у стены коврик и, достав большой нож, начал нарезать сыр. Откуда-то вытащил и расставил на импровизированном столе пиалы, из-за поленницы выставил перед нами самый настоящий самовар, даже сапог для раздувания топки был нашенский — кирзовый. Мы тоже не остались в долгу, вытаскивая на свет божий наши пайки. Молоко я не люблю, козий и овечий сыр тоже не очень, но попробовать, чтобы не обидеть хозяина, все же пришлось. Сыр, конечно, оказался так себе, а изюм мне понравился.

Трапеза была закончена, старик куда-то ушел, мы улеглись на коврики и попытались уснуть. Точнее, улеглись все, кроме Аллы, она вызвалась постоять в карауле. Старик явился не скоро. Выглядел он уставшим и осунувшимся, по всему было видно, что все это время он находился в пути. Его появление развеяло мой сон, и я, протирая глаза, сел.

— Сейчас темнеть начнет, я вас в каньон выведу, по нему пойдете, никуда не сворачивая, — начал наставлять нас гостеприимный старик. — На большую дорогу выйдете и налево. Прямо так по дороге и идите, вас встретят.

Кто и как встретят — непонятно, но те из нас, кто успел проснуться, решили не спрашивать. Лишние вопросы — они ни к чему. Встретят и встретят. Все равно нам без помощи местных жителей не обойтись. Тут Артур-Джон прав, если будем пытаться прорваться сами — загонят как бешеных псов.

— Я вам с собой записочку дам, — старик, видимо, определив во мне главного, подал в руки небольшой листок бумаги. — Отдадите встречающим. Только оружие за спину. В руках не держите. Не любят у нас этого.

— Хорошо, — я понимающе кивнул, тоже не люблю вооруженных незнакомцев. Старик в ответ улыбнулся, и мы начали собираться.

Уходя, мы незаметно для хозяина поставили в темный уголок два пайка. Специально отобрав те, в которых содержалась «тушенка говяжья». Под один из пайков я сунул стодолларовую банкноту. Подумав, положил еще одну. Больше не стал, не из-за жадности — кто знает, сколько нам еще потребуется денег? Путь домой долгий.

Выход из жилища в каньон оказался совсем рядом. Мы прошли по киризу каких-то сто метров и, свернув направо, почти сразу же выбрались в небольшой овражек.

— Пойдете по нему, — старик показал рукой на круто уходящее вниз овражное дно, — свернете налево. Дорогу ты знаешь. — Он как-то хитро на меня посмотрел. Возможно, он был совсем не прост и знал и помнил гораздо больше, чем говорил.

— Спасибо за все! — искренне поблагодарили мы. Получилось это почти хором, словно мы заранее репетировали.

— Да хранит Аллах вас и ваших близких! — пожелал старик, и я, пожав на прощание его сухую, старческую руку, осторожно ступая, начал спуск вниз. Катились и осыпались под подошвами глиняные катышки, едва слышно матерился с трудом удерживающийся, чтобы не сорваться, Эдик, неслышно ступала идущая вслед за ним Алла, фигуры Леонида, Геннадия и Лехи терялись во все сгущающейся темноте. Черной тенью над нами все выше и выше поднималась стена каньона, где-то далеко завыли, заскулили, запричитали шакалы, но даже они не смогли отвлечь поток моих мыслей, витавших вокруг имени Абу Али аль Хусейн ибн-Абдаллах ибн-Сина. В действительности ли существовала некая книга его пророчеств, повествующая о спасителях с севера, или же внук старика, неизвестный мне Навида, обманул деда, выдав придуманную историю за некое откровение? Можно ли найти ответ? Старик не лгал, и почти бесспорно некая древняя книга, написанная на санскрите, существовала, вот только что в ней на самом деле написано? Но книга исчезла, исчезла вместе с внуком. И отыскать ее не представлялось возможным. Не будь здесь войны и имей я лишние деньги, обязательно бы занялся поиском. Лишние деньги, — я хмыкнул и продолжил свой путь, полностью переключив внимание на окружающие предметы.

В сумраках тени размазались, превратились в безликое ничто. На небе в бесконечный раз вспыхивали звезды. По мере того, как стены каньона становились ниже и ниже, память медленно возвращала прошлое. Вот каньон вдруг сузился, как бы подпрыгнул и исчез, закончившись широкой ложбиной, которая, сужаясь вновь, пошла вниз, а впереди показалась полоса некогда ровного асфальта. Мы теперь шли вдоль небольшого овражка и вскоре уперлись в трехметровую насыпь асфальтовой дороги. При виде остатков ржавой трубы, идущей параллельно трассе, память услужливо подсказала, что справа, если стоять, глядя на дорогу, совсем рядом когда-то была ГНС — газонасосная станция с гарнизоном из доблестных трубопроводчиков. Но не успел я как следует осознать возвращение куска прошлого, а память гнала меня уже дальше, теперь уже вспять по дороге на запад, к границе бывшего СССР. Вот дорога, спускаясь ниже, уходила в поворот, оставляя слева заставу танкового взвода. Чуть дальше, справа, на высокой горе стояли артиллеристы. А за горой слева от дороги находился командный пункт танковой роты, со сторожевых вышек которого открывался вид на город Айбак. Следом в памяти всплыл перекресток дорог, за ними теснящиеся друг к другу лачуги дуканов, и вот снова ГНС, а справа, почти прямо над ним, еще одна точка — КП минометчиков. А дорога поворачивала правее и шла на подъем, ведя мимо очередной ГНС, обходя тоже справа, и через развалины кишлака мчалась к месту расквартирования танкового батальона, но и там память, ведомая черной полосой асфальта, не задерживалась ни на мгновенье, убегая во вздымающуюся с двух сторон теснину гор.

«Нет, нам здесь не пройти», — с тоской подумал я, вспомнив узкий зев Ташкурганского ущелья. Черная полоса асфальта вела дальше, но с ней нам однозначно было не по пути.

— Надо думать, как поступить дальше, — я посмотрел на своих спутников. — Знаю только один путь, но там нам ничего не светит. Американцы бесспорно давно уже догадались, что мы направляемся к границе.

— И что с того? — фыркнул Леха. — Они давно знают, но мы-то все еще живы!

— Нам не пройти через Ташкурганское ущелье, это всего лишь узкая полоска асфальта. Справа — слева горы, достаточно поставить шлагбаум, и ни одна машина, ни один пешеход не останется без досмотра. Нам не проскользнуть, — я удрученно развел руками. — Одна надежда на встречающих нас афганцев.

— А может, нам магометанство принять? — попробовал пошутить Эдик, но его шутка поддержки не получила.

— Пошли, — скомандовал я. Что толку было гадать и раздумывать, если у нас почти не оставалось выбора? Мы выбрались на дорогу и, повернув налево, потопали по уходящей под уклоном асфальтовой линии. Мы старались идти бесшумно, но тщетно, в ночной тишине наши шаги гулко разносились по прилегающим к полотну дороги оврагам и яругам.