Феликс Разумовский - Кара

Подполковница паскудного Катиного настроя не разделяла, а, с ходу отыскав нужный подъезд, мужественно перешагнула через дымившееся желтое пятно на снегу и дернула входную дверь.

— Осторожно, не вляпайся. — Она придержала подругу за локоть, и, двинувшись по лестнице наверх, обе барышни вскоре уже стояли перед входом в жилище, отмеченное цифрой семь.

На стене, около самых дверей, были в столбик повешены ответственные квартиросъемщики. Ни секунды не колеблясь, Таисия Фридриховна выбрала россиянина со звучной фамилией Горлохватов. На звонок не реагировали долго, затем со страшным звоном упало что-то металлическое, тут же громко выругались по-черному, и мужской голос не совсем внятно поинтересовался:

— Какого хрена надо?

— Открывайте, Горлохватов, милиция. — Подполковница отозвалась столь грозно, что немедленно заскрежетал отпираемый замок, дверь отворилась, и пьяный до изумления блудный сын демократических преобразований уважительно осклабился:

— Знаю, она-то меня и бережет.

— Подполковник Астахова. — Таисия Фридриховна с ходу засветила удостоверение. Заметив, что коммунальный абориген одет в подштанники, а на ногах стоит с большим трудом, она поморщилась: — Супруга где?

— А зачем нужна она, дура? — Господин Горлохватов обиженно шмыгнул похожим на большую морковку носом. — Давеча ваши приезжали, так весьма остались мною довольны, даром что опять-таки я выпимши был, старшой мне даже руку пожал за помощь.

— Ладно. — Подполковница придвинулась поближе к одиноко горевшей в коридоре лампочке и вытащила из кармана берсеньевское фото. — Вот этот человек знаком вам?

— Ешкин кот, да это ж Юрка Савельев, сынок покойной Ксении Тихоновны. — Горлохватов перекрестился было и, лишь сейчас заметив, что пребывает в одних только подштанниках, попытался прикрыть сложенными горсточкой ладошками мотню. — Недавно на маманины похороны приезжал.

— Вы уверены в этом? — Голос у подполковницы был такой, что местный житель снова обиделся:

— Да что я, лыка не вяжу, что ли? А ну, пойдем со мной. — Шаркая по полу обутыми на босу ногу обрезками валенок, он быстро исчез в своих апартаментах и тут же вернулся, держа в руках связку ключей. — Вот, мои ко всем внутрякам подходят.

Посередине коридора господин Горлохватов остановился и, без труда открыв дверь, щелкнул выключателем:

— Говорю же вам, я в полной пропорции. Вот он, Юрка Савельев, собственной персоной.

Действительно, с цветного настенного фотопортрета на подполковницу с Катей смотрел улыбающийся старший лейтенант Мишаня Берсеньев.

— Ну что, Корней Евгеньевич, коньячку?

— Благодарствую, Наум Давыдович, я — отечественную, хотя качество уже, конечно, не то — просрали страну демократы. М-м-м, органолептически даже ощущается метиловая составляющая, а интересно бы знать, что пьют они там, в Кремле, сволочи?

— Да бросьте вы, Корней Евгеньевич, свой пессимизм, жизнь замечательна — вон, смотрите, как Ширяев выплясывает, рад, наверное, что доктором стал, стервец.

— Да, хороша у него партнерша, с ногами, так бы и схватил ее — как это, Наум Давыдович, по-вашему? а, вспомнил — за тохэс.

— Э, Корней Евгеньевич, ну ее на хрен, это же Сенчукова — старшая энэска из лаборатории ширяевской, лучше держаться от нее подальше.

— Венерическое, конечно, что-нибудь? А с виду вполне академическая мамзель, вот сука!

— Вы не так поняли, Корней Евгеньевич, я имел в виду специализацию ширяевской лаборатории. Ну, будем?

— М-м-м, обязательно. В салате не чувствуется ни ветчинки, ни язычка, чтобы этих там, в Кремле, дети так кормили, паразитов. Так чем, говорите, Ширяев с сотрудницей своей занимается, хотелось бы надеяться, не оральным сексом?

— Нет конечно, Корней Евгеньвич. Анальным! Ха-ха-ха. А если говорить серьезно, то в ширяевской лаборатории создали аппарат, который переводит человеческие слова в электромагнитные колебания, способные влиять на молекулы наследственности — ДНК. Оказывается, что некоторые сочетания звуков вызывают мутогенный эффект чудовищной силы. Корежатся и рвутся хромосомы, меняются местами гены. В результате ДНК начинают вырабатывать противоестественные программы, которые тиражируют организм, убивая самого себя или своих потомков. По приблизительной оценке некоторые слова вызывают мутагенный эффект, подобный тому, что дает радиоактивное облучение мощностью в тридцать тысяч рентген, а ведь смертельной считается доза в восемьсот. Ну-с, попробуем бренди, вон сколько медалей нарисовано, говорят, количество переходит в качество.

— М-м-м, чертовски интересно получается, Наум Давыдович. Послушаешь вас, так выходит, что действительно верна библейская сказка о разрушении при помощи звуков Иерихонской стены, да и ерунда эта об Орфее с его объективной музыкой вроде бы тоже становится совсем не фигней, я уже не говорю о восточных изуверах, убивавших людей заклинаниями. За это надо выпить.

— Вы совершенно правы, Корней Евгеньевич, любое произнесенное слово — это не что иное, как волновая генетическая программа, которая может полностью изменить человеческую жизнь, а кроме того, информация эта может быть передана по наследству. Да что далеко ходить за примерами оглянитесь вокруг. Стремительно растет число алкоголиков, безумцев, самоубийц, рушатся семьи, распадается некогда могучая держава. А почему?

— Потому что надо выпить, Наум Давыдович. М-м-м, хорошо пробирает, умеет жить проклятая буржуазия!

— Так вот, Корней Евгеньевич, на чем мы остановились? Ага! В великих испытаниях смутного времени наши, то есть ваши, предки убедились на горьком опыте, что в государстве российском может быть мир и порядок только при самодержавной власти помазанника Божьего. При ослаблении этой власти неизбежно начинаются междоусобицы и братоубийственные войны. Чтобы такого не повторилось, была подписана Грамота Московского земско-поместного собрания от двадцать первого февраля тысяча шестьсот тринадцатого года. Выражая соборную волю россиян, составители грамоты дали обет за себя и своих потомков считать царя Михаила Федоровича Романова родоначальником правителей на Руси. Верноподданные поклялись служить этим избранникам Божьим из рода в род.

— Ну и память у вас, Наум Давыдович! А помните, Утесов пел: «С Одесского лимана линяли два уркана, тра-та-та-та»? М-м-м, надо запить водичкой, пардон, что помешал течению мысли, я — весь внимание.

— Момент, Корней Евгеньевич, сейчас я закончу и пойдем освежимся. Как? А как в Древнем Риме — два пальца в рот и блевать, блевать, родной вы мой, пока не полегчает. Нет, подождите, в начале истина. Так вот, предвидев новую смуту, составители Грамоты указали в ней: «И кто же пойдет против сего соборного постановления, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, не буди на нем благословения отныне и до века». И вот пожалуйста — в результате Россия убеждается на собственном горьком опыте. Ах, азохен вэй, и почему не уехал я!