Евгений Сухов - Бубновый туз

— Кажись, и все, — заключил Иван Емельянович. — Начинай! Не до утра же нам здесь вошкаться.

Вытащив из-за пояса топор, Гурьян оскалился, показав щербатый рот, и сказал с явным удовольствием:

— Это я мигом, Емельяныч. Как клопов передавлю.

В комнате раздался дружный вой. Заголосила хозяйка.

— Послушайте, не убивайте меня, — взмолился долговязый. — У меня пятеро детей, мать-старуха больная, помрет она без меня.

— Возьмите все, что есть, — просил хозяин, — продукты, вещи. Христом богом вас прошу, уходите, мы никому не скажем!

— А вы и так ничего не скажете, — зловеще усмехнулся Гурьян.

На улице грохнул выстрел, за ним еще один.

— Что там за окном, посмотри! — нервно приказал Иван Емельянович.

Фрол чуть отодвинул занавеску. В темноте мерцали какие-то искорки. Разгораясь, в просветах между деревьями они росли и приближались. На фоне темной полоски леса можно было различить силуэты бегущих людей, держащих в руках факелы, вокруг метались черные тени, подрагивали и ломались в слепящем отблеске пламени.

Фрол невольно отпрянул от окна.

— Сюда народ бежит! — в испуге воскликнул он. — Много народу! С факелами. Через несколько минут здесь будут.

— Уходим!

— А как же…

— Бросай топор, не до того!

— Так они же нас видели, теперь узнать могут…

— Ты хочешь, чтобы нас на куски порвали?!

— Повезло вам, — сунул Гурьян топор за пояс.

Первым во двор выскочил Иван Емельянович, а за ним, так же проворно, вывалились Гурьян с Фролом. Добежав до экипажа, стоявшего на дороге под деревьями, Кашин с Фролом вскочили в коляску. Гурьян, привычно заняв место на козлах, тряхнул вожжами:

— Пошла, родимая!

Гаврила открыл глаза и с минуту рассматривал серый потолок. За окном рассвело.

Вот и пришло время ухода. Гаврила хранил молчание о своем уходе: пусть в догадках теряются и чекисты, и жиганы.

В последнее время он остро почувствовал, что Фартовый смотрит на него как-то по-другому, а это был очень настораживающий знак.

Благо, что вещей нажил немного, всего-то небольшая сумка. Есть, правда, сбережения, вот они-то будут очень кстати.

В Питер уезжать не стоит. Могут найти и предъявить счет, если это сделают не чекисты, так жиганы наверняка. Нужно будет рвануть куда-нибудь за Урал, где его никто не будет искать! Девки там спокойные, харч хороший, народ отзывчивый, пропасть не дадут!

Важно, чтобы никто не заподозрил, что он решил уходить. Рядом, прижавшись к нему, лежала Лена, сестричка Егора Копыто. Скрытный во всем, что касалось его сестры, Егор как-то навестил ее с Гаврилой. Так уж сложилось. К тому же Гаврила тогда крепко втрескался в Аглаю и ни на кого больше не обращал внимания. Когда же Кирьян так испоганил его любовь, Гаврила вспомнил о Лене — пригожей девушке, зашел на ту улицу, где она жила, и почти сразу же столкнулся с ней. Лена его узнала. Они разговорились, погуляли. Потом встретились еще пару раз. Девка на него запала. Усмехнувшись, Гаврила подумал о том, что старший братец вряд ли одобрил бы ее выбор. А если все-таки узнает об их отношениях — без разговора может всадить ему заточку под бок. Это еще одна причина, из-за чего следовало уезжать.

Не стоит дразнить судьбу!

Гаврила поднялся с кровати, начал одеваться.

Лена приподняла с подушки голову.

— Ты куда?

— Спи, спи, я сейчас приду, — успокоил он девушку.

— Ты только не задерживайся, а то я буду волноваться… Знаешь, мне кажется, нам следует сказать о наших отношениях Егору. Он меня любит, а значит, поймет.

— Хорошо, детка, но давай оставим этот разговор на потом!

На какое-то мгновение Гаврилу обуяла жалость. Бедная, она даже не подозревает о том, что эта их встреча — последняя. «А что, если взять ее с собой!» От этой мысли Гавриле даже стало немного легче. Почему бы не остепениться, купить какую-нибудь халупу в деревне, заняться хозяйством. Денег на первое время у него хватит. Но он тут же отказался от таких планов. Все это не для него! Больше всего на свете он ценил жиганскую удачу!

Елена уже опять посапывала, позабыв о прежних страхах. Женщины такие существа, которые быстро забывают о плохом, этому бы следовало у них поучиться. Надев пальто, Гаврила бросил прощальный взгляд на уснувшую девушку. И вновь душу резанула жалость, ощущение чего-то непоправимого.

Прикрыв за собой дверь, Гаврила вышел на улицу. Улица была пустынна, но у тротуара стоял экипаж. Повезло! Не нужно будет идти по утреннему городу.

— До Казанского, — небрежно бросил жиган, влезая в пролетку.

Дернув вожжами, кучер не оборачиваясь поторопил застоявшихся лошадок. Проехали до конца улицы, повернули к набережной.

— Ты куда едешь, я же тебе сказал: на Казанский!

Неожиданно кучер обернулся. Гаврилу охватил ужас.

— До Казанского, говоришь? Куда же это ты собрался? От моей сестренки, что ли, сбегаешь?

— Егор, у меня с ней все по-серьезному.

— А с Кирьяном почему не переговорил?

— Я ведь на пару дней. После хотел…

— А после уже поздно будет, — усмехнувшись, сказал Егор. — Привет тебе от Кирьяна.

В руке у него блеснул «наган». Раздался выстрел.

Гаврила вздрогнул всем телом и обмяк.

— Всю пролетку изгадил, — брезгливо поморщился Егор, — что теперь Гурьян скажет.

Свернув в пустынный двор, он подхватил под руки мертвое тело и выволок его на землю. Вытащил из рук Гаврилы сумку, которую тот продолжал сжимать мертвой хваткой. Щелкнув замками, открыл ее и остался доволен увиденным. После чего неторопливо сел на козлы.

— Пошла, родимая! Не век же нам здесь куковать!

Во дворе было пустынно. Это хорошо, меньше глаз, меньше свидетелей. Поднявшись на второй этаж, Кирьян отыскал нужную квартиру. Дом был добротный, даже снаружи он напоминал некую цитадель благополучия, которую невозможно было взять ни атакой, ни осадой. Создавалось впечатление, что здесь, презрев опасность, продолжали благополучно жить буржуа, наслаждаясь плодами новой экономической политики.

Неожиданно откуда-то появился дворник. Смерив постороннего суровым взглядом, поинтересовался:

— Вы к кому… товарищ?

Если что изменилось с прежних времен, так это форма обращения, но Кирьян готов был поклясться, что с губ дворника едва не сорвалось привычное — «господин».

— К Иосифу Львовичу, — уверенно сказал Кирьян. — Он у себя?

На лице сторожа отразилось замешательство — поздний гость всегда не к добру, да еще к такому уважаемому человеку, каким является Иосиф Львович.

— Я его позову, — нерешительно сказал он, внимательно всматриваясь в лицо гостя.

Взгляд пытливый, цепкий. Чуток задержал взгляд у пояса, где могло быть оружие. И тотчас отвел его в сторону.