Сергей Воронин - ЧВШ - Частная Военная Школа. Первый курс

Фигурка наверху казалась маленькой и далёкой. Второкурсник посмотрел вниз. Аккуратно развернулся и встал спиной. Медленно развёл руки в стороны и застыл в этом положении. А затем неотвратимо и пугающе медленно стал заваливаться на спину. Кто-то из наших вскрикнул, кто-то испуганно выругался. Может быть, я. Уже зависнув над пустотой, в последний момент, падающий оттолкнулся ногами от бортика.

Сердце моё ухнуло вместе с ним куда-то в низ живота. Но всё закончилось благополучно — он упал прямо в центр этого тента, который держали. Тело его отпружинило, потом ещё, ещё немного. Материю опустили, положили вместе с ним на землю, и он бодро вскочил на ноги. Это был тот самый парнишка, который уложил Мочку, когда мы жили вольным распорядком. Вокруг раздались аплодисменты — хлопали все, собравшиеся внизу, кроме тех, кто держали тент, они его снова натянули. Мы присоединились и тоже восторженно зааплодировали смельчаку. Парнишка слегка улыбнулся, церемонно раскланялся и отошёл в сторону. А наверху появилась ещё одна фигурка, которая тоже повернулась спиной.

Воображение у меня всегда было хорошим и всё время, пока совершались эти прыжки, сердце моё продолжало панически замирать, а желудок будто заморозили. Я пытался представить каково это — повернуться спиной и затем, не видя куда, не видя спасительного тента, полететь в пустоту, глядя в удаляющееся небо. Я всегда боялся высоты, и постоянно во сне падал или готовился упасть, или боялся упасть. Виктор Робертович пояснил нам, что это своего рода посвящение во второкурсники. Вот именно такой прыжок, спиной, "на веру" как он выразился. В моей голове снова непроизвольно мелькнула мысль о побеге.

После второго курса наверх поднялся третий. Нам тоже разрешили подержаться за край тента, правда, ручек для нас не хватило, их держали четверокурсники. Падавшим сверху третьекурсникам уже не аплодировали, видимо, для них это было привычным делом. Потом прыгал четвёртый курс. Или падал? Я затруднялся с определением. А затем Виктор Робертович обратился к нам:

- Ну что, — сказал он. — Кто хочет попробовать? Просто бомбочкой? Это необязательно. Исключительно по желанию.

Мы молчали растерянно.

И тут случилось что-то непонятное.

- Хорошо, Кирилл, — сказал Робот, глядя на меня. — Кто ещё?

Я тупо смотрел, как вызвалось несколько наших, человек десять всего получилось, остальные смущённо и с улыбками отнекивались. Затем Виктор Робертович повёл нас на крышу.

- Игорь, — тихонько спросил я шагавшего рядом со мной по ступеням Данченко. — А я что — вызвался прыгать?

- Ну да, — удивился он. — Вызвался. Опередил меня, чертяка. Я как раз собирался… Шутишь всё? Ну сейчас посмотрим какой ты нахрен шутник.

Тент сверху казался совсем маленьким. Просто непонятно было как в него попадать. Я оглянулся на своих. Снизу мне махали, свистели и что-то кричали. Но я не мог разобрать что. Может, кричат, что не нужно прыгать? — мелькнула спасительная мысль. Испортилось что-нибудь? Я ещё раз оглянулся. Встретил изучающие глаза Мочки.

- Просто прыгай будто в воду, — сказал Виктор Робертович. — Сильно не толкайся и ноги подожми. Умеешь бомбочкой прыгать?

Я кивнул, говорить было страшно, чувствовал, как подрагивает нижняя челюсть. Наверняка все заметят, если начну говорить.

- Это мягче, чем в воду получается. Поймают, не бойся. Хочешь, я первым прыгну?

- Я не боюсь, — сказал я и отвернулся.

Бортик крыши был невысокий, мне по колено и обит сверху блестящим железом. Вначале я хотел встать на него коленями и потом подняться, но это самое "не бойся" уже не позволяло мне так сделать. Шагнул на бортик, глядя на сосны, росшие с этой стороны. Я был почти на уровне их верхушек. А здесь хорошо, некстати подумал я, листья не падают, убирать не надо. "Убирать" — какое универсальное слово. Одну букву заменить и получается "умирать". Другую букву заменить — получается "убивать". "Его нужно убирать". Два в одном. "Умивать". Вся эта чушь отпечаталась в голове буквально за миг. Дрожал уже не только подбородок, но и колени. Надо быстрее, сейчас заметят! — мелькнула паническая мысль. Я посмотрел вниз — отсюда с бортика тент казался ещё меньше. Снизу продолжали махать и разевали рты, но я теперь вообще ничего не слышал. Уши были будто заложены ватой или чем-то ещё более плотным — ни звука не проникало внутрь меня. Наоборот, звук рвался изнутри. И чтобы его удержать существовал только один способ. Стой, идиот! — успел подумать я, уже оттолкнувшись и падая. Уже неостановимо.

Не знаю, успел ли я собраться в "бомбочку". Но приземлился вроде бы благополучно. Это оказалось не так мягко, как говорил Робот, внутри меня всё качнулось и едва не выплеснулось наружу, так я это почувствовал. Затем под спиной стало твёрдо и я поднялся на ноги. Меня хлопали по плечам и говорили ободряющие слова, а я радовался тому, что снова могу слышать. На подгибающихся ногах сошёл с тента, чувствуя, что к моему лицу приклеилась совершенно дурацкая улыбка.

- Молодец, Краснов, — прогромыхал вдруг оказавшийся на пути Громозека. — Ты куда это?

Я, похоже, продолжал идти прямо в него, потому что мне на плечо легла его огромная лапища, которая по размеру была больше моего плеча раза в два и развернула меня, оставшись лежать на плече. И я наконец смог остановиться. Впереди раздался новый взрыв возгласов, потом я увидел, как из группы людей вышел Игорь Данченко. Вид у него был такой же залихватский и самоуверенный, как обычно. Я поискал глазами и наткнулся на взгляд Крылова. Оказывается, он вместе с другими нашими, не захотевшими прыгать, стоял тут, совсем недалеко от меня. Крылов будто выискивал в моих глазах что-то, затем вздохнул, недоверчиво покачал головой и пошёл в сторону подъезда. За ним двинулся и его друг Сумин, а потом и все остальные. Я сразу догадался, что пошли они на крышу. Последним оставался Ипполитов. Лицо у него было странное — какое-то пустое и вообще ничего не выражало. Я первый раз такое в жизни видел. Потом по нему будто прошла рябь, как по воде, и появилось выражение. Он посмотрел на спины уходящих, посмотрел на меня. Улыбнулся мне как-то даже радостно и повернулся догонять.

И тут мне почему-то стало страшно. Вообще непонятно почему. Я стоял и слушал одобряющие выкрики, смотрел на своих однокурсников, поодиночке выходящих из-за спин. Лица у них были разные и мало кто походил на себя. Слушал, смотрел и думал, что это за страх такой и откуда он? На моём плече продолжала лежать надёжная тяжёлая лапа Громозеки и вроде бы бояться уже было совсем нечего. И я решил, что это меня догнал тот старый страх, из которого я попытался выпрыгнуть, но, видимо, не получилось. И тут вдруг голоса впереди изменились, стали совсем другими. А страх мой немедленно развернулся в полную силу. Я побежал.