Сергей Воронин - ЧВШ - Частная Военная Школа. Первый курс

Насчёт столовой порядок был такой: скатерти и тканевые салфетки менялись каждый день, сервировалось всё аккуратно и есть нужно было тоже аккуратно, используя нож. Немало очков мы на этом потеряли в первое время — Виктор Робертович всё видел, хоть и сидел на другом конце столовой. Тётя Сима помогала нам расставлять посуду, а её муж Юрич — седой благообразный дядька с усами выдавал тарелки с нарезанными батонами, тарелки с маслом, разделённым на четыре шайбочки и тарелки с нарезанными ломтиками сыра. Последними мы расставили небольшие кастрюльки с кашей, сегодня была рисовая, и чайники с какао. У нас, кстати, насчёт какао прямо обязаловки не существовало, можно было подойти к термопоту и заварить себе чайку. А взрослым тётя Маша и кофе варила по желанию. Но лично я утром пил какао и не заморачивался. До сих пор привычка осталась. Какао с молоком — самое милое дело с утра, чтобы помягче ввести организм в курс предстоящих жестоких испытаний грядущего дня. Я не шучу.

Только мы закончили сервировку, как ввалились наши однокурсники и начали портить всю красоту. Странное дело — я впервые за это время увидел их будто со стороны, отрезанным ломтем. Прямо захотелось к ним. Я такого раньше в жизни не испытывал. Покосился на стоявшего рядом Мочку, с которым мы за сегодня ещё ни словом не обменялись, несмотря на совместный труд и подумал, что для него эта отрезанность, наверное, является нормальным ощущением. Только насчёт воссоединения с коллективом рефлексий наверняка никаких нет. Слово "рефлексия" я, кстати, вычитал довольно давно и оно мне жутко нравилось.

Для сервировки нас заставили надеть белые халаты и мы теперь прямо в них уселись завтракать с пацанами, выслушивая их шуточки на этот счёт. Шуточки касались только меня, понятно.

После завтрака начали загружать тарелки в пластиковые дырявые лотки и относить на кухню. Порцию Ипполита забрал бородатый доктор. Он сгрузил в картонную коробку кастрюльку с кашей, чайник и остальное на двоих. Пользуясь случаем, я спросил его про Ипполита.

- Сегодня к обеду выпущу, — сказал. — Странный он какой-то, тебе не кажется? — спросил, внимательно вглядываясь в меня.

- Нормальный, — ответил я с некоторым замешательством.

Было небольшое искушение поделиться своими сомнениями со специалистом. Но я тут же представил, какая волна может пойти у взрослых из-за этих моих предположений. И как это всё может отразиться на Ипполите. Да и не привык я со взрослыми хоть чем-то делиться.

- А другой как? — спросил я, чтобы отвлечь. — Олег, кажется?

- Который спас ему жизнь? — уточнил доктор с таким видом, будто прочитал все эти мои сомнения. — Непонятно. Сегодня в город с ним съездим, надо на аппаратах посмотреть.

- А. Ну ладно. Пусть выздоравливает скорее. Привет ему передавайте, — зачем-то ляпнул я.

- Привет от Кирилла Краснова? От тебя лично? — уточнил доктор.

Меня поразило, что он знает меня. Сам-то я забыл, как его зовут.

- Нет, — поспешно возразил. — От нас. От нашего курса. Извините.

И поскорее стал дальше посуду собирать.

Лотки с посудой и приборами мы затем загружали в посудомоечную машину такого же допотопного вида, как и картофелечистка, но тоже вполне исправно функционирующую. Ставили их на резиновую движущуюся ленту, потом принимали с другой стороны горячими и мокрыми, и сдавали бдительной тёте Симе, которая некоторые заставляла прогнать по второму разу. Привели в порядок скатерти, задвинули стулья и, сняв халаты, вернулись к своей картошке.

В целом мне пока что всё нравилось. Суета, конечно, но какая-то полезная, не то, что дурацкий двор подметать.

Теперь оставалось всего полтора часа, а у нас были ещё почти нетронутые полванны картошки. Мы зачерпывали её дырявым ведром и высыпали на стол. В столах было два углубления для очисток, всё продумано, сиди и ковыряй спокойно.

- Так что, — сказал Мочка минут через двадцать нашего ковыряния. — Ипполит, значит, выпилиться хотел? И даже этого не смог?

Первые его слова за день.

- С чего ты взял? — с неприязнью спросил я.

- Потому что не дурак… Ты ведь, Красный, тоже не дурак?

- Меня Кирилл зовут, — огрызнулся я.

- Я запомню… Так и что бывает, когда очки заканчиваются?

- Ну… Вообще-то не знаю, — признался я.

- Думаю, где-нибудь тут в лесу и закапывают, — спокойно сказал Мочка, старательно вырезая глубокую испорченность.

- Как?.. Да ну нет. Не может быть. Это несправедливо!

- А я считаю, что правильно. Здесь такое место, которое слабаков не терпит. Может, оно одно такое. Всё справедливо.

- Одно такое?! — возмутился я. — Да полно таких мест. Везде чморят и заставляют выживать! В специнтернате не так, что ли?! Только там не убьют, если что. Если это правда, конечно.

- Ты не понимаешь. Здесь всё, похоже, действительно по-честному. А в специнтернате хорошо самому здоровому и самому подлому.

После этих слов я выразительно посмотрел на него. Он в ответ ухмыльнулся.

- Понимаю. Считаешь, что я там был королём по обоим параметрам? Это правда. Я понял правила и принял их. Сыграл по ним.

- Так чего ж ты тогда?..

- Сюда поехал?.. Потому что сдалось оно мне — это гнусное королевство!.. Потому что, когда говорил с ним, то увидел этот свой предел, понял?!

Он говорил негромко, но с нажимом, а глядел будто мимо меня.

- Что всегда теперь останусь таким. Но что есть надежда…

Он замолчал, и я не решался что-то сказать.

- Только мне теперь кажется, что я ошибся, — продолжил он, глядя уже точно мне в глаза. — Ничего во мне не изменится и мне не место здесь…

Я слушал всё это с изумлением, а под конец так совсем пробило.

- Нет! — горячо воскликнул я. — Андрей. Андрюха, нет. Ты неправ! То есть прав! Здесь то самое место! И всё у тебя получится! Ты сможешь!

Мочка молча смотрел на моё волнение. А я не знал, что ещё сказать, чтобы поддержать его.

- Ну а чё ты тогда хнычешь про несправедливость? — холодно сказал он и, отвернувшись, взял очередную картофелину.

- Ты… Ты что же это?… — гнев душил меня. — Ты спектакль тут!..

Я случайно посмотрел на свою руку и увидел, как побелели пальцы, сжимавшие рукоятку моего коротенького ножа, выданного для выковыривания глазков. Посмотрел на Мочку, неподнимающего глаза, и увидел, как слегка изгибаются уголки его губ.

- Идиот, — сказал я и разжал пальцы.

Ножичек бессильно шлёпнулся на горку очисток.

Отчего-то я чувствовал просто невероятное облегчение.

С этого момента моё отношение к Мочке стало меняться. Не скажу, что оно сделалось хорошим. Не такой это был человек. Просто — стало меняться.

- На втором курсе 17 человек, — сказал я через некоторое время спокойной чистки. — Ты считаешь, что троих закопали в лесу?

- Может быть… А может и нет. Может, не так всё тупо. Я здесь пока ничего тупого не встречал. Кроме чтения про Гарри Поттера.