Ивар Рави - Зеноби

Возможно, последнее и стало каплей, переполнившей чашу терпения арабок. Поглазеть на нашу пробежку молодые сирийцы выползали из палаток регулярно и, присев на корточки, щелкая арахис или тыквенные семечки, молча смотрели на бегущих нас. Каждое утро я по-прежнему собирал жалобы. И теперь Синди и Аиша, разбирая их, натыкались на обращения от арабских жен, боящихся за целомудренность своих мужей, с требованием прекратить эти дьявольские и аморальные полунагие марафоны. Нас это веселило, и в последующую пробежку наши полунагие нимфы старались одеть топик покороче или шортики на размер меньше. Первые несколько дней наши сортировщицы просто убирали эти жалобы в сторону, но их поток возрос и игнорировать это стало опасным: кто-то мог напрямую пойти к господину Труассо.

Узнав о жалобах арабок, как и ожидалось, директор нам запретил пробежки внутри лагеря и милостиво предложил использовать для этого территорию за воротами. Там мы и стали бегать, и если первое время мы боялись удаляться в сторону и бегали по дороге в направлении Эль-Мафрука, пару километров и обратно, то со временем стали разнообразить маршрут, убегая в сторону от лагеря на полтора-два километра. Самое интересное, что из всех европеек, кроме Линды и Жаннет, к нам никто больше не присоединился, а вот арабки пополнили наши ряды. С нами почти каждый раз теперь бегало от трех до шести девушек-подростков из числа беженцев.

Слева от лагеря на расстоянии километра находилась взлетно-посадочная полоса, крайне редко используемая. Ее задействовали лишь для посадки самолетов с гуманитарной помощью, а таковые бывали редко. Мы добегали до полосы, пробегали по ней до конца и возвращались обратно, пока в один день Аише не вздумалось обогнуть наш лагерь по периметру. Чтобы ее не оставлять одну, нам пришлось последовать за ней. В итоге в тот день мы побили свой рекорд. К километру до полосы и километру по полосе добавилось четыре километра по периметру лагеря. Вернулись мы в тот день полумертвые, но чрезвычайно довольные собой.

После пробежки, приняв душ, я лежал и просматривал страницы интернета в телефоне. В палатке был компьютер, но просто сидеть на нем, серфя интернет, не полагалось: весь траффик отслеживался и отвечать на ненужные вопросы не было желания. Интересовали меня прежде всего новости с Родины, а они были однотипны. Путин сказал, Путин сделал, Путин выступил, Путин предложил. Посмотрел пару роликов в ютубе, снизив громкость, чтобы не мешать девушкам. Ролики Навального набирали просмотры, а кремлеботы всячески старались обвинить его в работе на иностранные разведки. Ничего не изменилось за время моего отсутствия, все так же одни ели страну, а другие пытались вырвать этот кусок у них изо рта.

Перед входом в палатку послышались шаги, однако все наши были на месте.

— Саша, ты можешь выйти? — это был голос Саида, фраза была произнесена на арабском. Вдоволь наговорившись на русском, вспомнив ранее забытые крылатые выражения и фразы, Саид теперь пытался приобщить меня к арабскому, добившись от меня успехов в английском языке.

— Иду, — ответил я, выключая телефон и кладя его под подушку. Я надел на себя просторную футболку, выходить в топике не решился, хотя уже был вечер, и Саид ко мне относился, как к дочери. Он ждал меня перед входом в палатку. Мы прошли к небольшой скамейке, стоявшей под зонтом, и сели, как обычно. Я думал, что у нас урок разговорного русско-арабско-английского языка, но ошибся. Араб был взволнован. Задумчиво перебирая четки, он даже не сразу услышал, что я вышел из палатки. Он посмотрел на небо, начинавшее темнеть, оглянулся по сторонам, словно боялся, что нас услышат, и лишь потом начал говорить.

— Саша, завтра к нам приезжает делегация с гуманитарной помощью. — Дождался! Я чуть не подпрыгнул на месте, мысли лихорадочно закружились. Мое сердце забилось учащенно в преддверие встречи. Теперь надо думать, что и как говорить, хотя я много раз репетировал легенду. Саид, посмотрев на мое засиявшее лицо, сокрушенно пояснил:

— Это не русская делегация, Саша. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! А если не наша делегация, то на хрена мне об этом сообщать, да и еще с лицом утопленника?

— Это Саудиты, Саша, — в голосе Саида звучала непередаваемая горечь и печаль. Нашел, о чем печалиться! Между прочим, в лагере до сих пор ходили разговоры о прошлой саудовской делегации и о том, сколько качественной и хорошей гуманитарной помощи они привезли. И при чем здесь я? Какое отношение я имею к саудитам, никогда с ними не пересекался, знаю лишь, что богатое королевство претендует на роль лидера в мусульманском мире, являясь при этом сателлитом главного врага Ислама, США.

— Саид, а в чем проблема и почему ты так расстроен? Ведь саудовцы богатые и привезут, наверное, много полезного для беженцев, — я реально не понимал его состояния. Может, у саудитов претензии к Саиду и у него горит почва под ногами? Но здесь Иордания и, при всей ее бедности, это независимое государство, умело балансирующее между Востоком и Западом. Сомневаюсь, что у них есть власть на территории этой страны, в этом лагере, будь они хоть трижды благодетели.

Но, как оказалось, араб переживал не за себя.

— Дело в том, Саша, что ты многого не знаешь. Да, саудиты возят отличную гуманитарную помощь, да и как минимум половина средств на существование лагеря выделяется ими, но есть и отрицательная сторона, Саша. С ними приезжает очень много богатых людей с полной мошной денег, приезжают с целью жениться. Жениться в Саудовской Аравии трудно, надо платить калым, зачастую неподъемный даже для них, сумма может достигать несколько сот тысяч долларов США. Здесь, в лагере, очень много молодых девушек, потерявших все свое имущество в войне, они из хороших семей. Вот саудиты и нашли лазейку для женитьбы, сумма калыма в нашей ситуации смехотворна, для них просто карманные деньги. Но только трое или четверо из выбранных ими десятка девушек в реале выходят замуж. С остальными они чаще всего заключают временный брак и, попользовавшись пару месяцев, а то и меньше, возвращают их обратно. Это в лучшем случае, а порой девушки пропадают и их, потом никто не может найти. Возможно, их продают в бордели Азии или просто загоняют до смерти. Никому нет дела до жизни и смерти сирийской девушки, а здесь родители, ослепленные блеском денег, сами выводят своих детей, чтобы их увидели. Родителями движет желание устроить своих дочерей, вырвать их из этой нищеты и грязи. И завтра к нам приедет такой очередной поезд потенциальных женихов. Да, некоторые девушки действительно обретут семью, богатство, уважение и смогут в дальнейшем помочь своей семье с покупкой дома. Их можно понять, Саша, некоторые семьи уже семь лет живут в этом лагере посреди пустыни. Да, здесь есть школа, есть больница, питанием обеспечивают, но это не дом, не дом, понимаешь? А сколько будет загубленных судеб, сколько будет поломанных жизней? Ведь здесь разведенку второй раз замуж никто не возьмет, у нее одна дорога — торговать собой или умереть с голода. Многие семьи не хотят, чтобы их дочери после развода возвращались. Развод на Востоке — априори вина женщины, значит она неполноценная, здесь так считают…