Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

— А если они не договорятся? — резонно усомнился Егорушкин.

Ростислав Гаврилович пренебрежительно хмыкнул.

— Если, — передразнил он. — Если подполковник ФСБ не знает, как избавиться от пары ненужных бумажек, даю совет: кладешь их в рот, тщательно разжевываешь и глотаешь. Но, полагаю, до этого дело не дойдет.

— Интуиция? — спросил подполковник Егорушкин, напустив на себя вид записного льстеца, подхалима и карьериста.

— Что-то вроде этого, — кивнул генерал Алексеев, показав обезобразивший макушку страшный шрам. — А будешь в служебное время дразнить начальство, поставлю в угол. В самый дальний, какой только смогу отыскать на карте Российской Федерации. Хватит болтать, иди занимайся документами. Распорядись, отдай ребятам фотографии, паспортные данные и — спать. Чтоб раньше десяти часов завтрашнего утра я тебя не видел, а в десять их паспорта должны лежать здесь, у меня на столе. — Для убедительности он потыкал указательным пальцем в крышку стола. Палец у него был как палец, но со стороны почему-то казался каменным, как у древнего языческого идола, да и о полированное дерево стучал точь-в-точь как камень.

Уже было отправившись выполнять полученный приказ, подполковник вдруг остановился в дверях и, обернувшись, с мечтательным выражением произнес:

— Но какая женщина!..

— На мой взгляд, худовата, — проворчал, глядя в какие-то бумаги, Ростислав Гаврилович, — да и характер — боже сохрани. Но о вкусах не спорят, а в главном ты прав: будь, скажем, у декабристов такие жены, еще неизвестно, чем кончилась бы та заварушка на Сенатской площади.

— Да, — улыбнувшись шутке, кивнул подполковник, — но все-таки я не уверен в целесообразности подключения ее к операции.

— Ее участие в операции пока что писано вилами по воде, — напомнил Алексеев. — И должен добавить: к сожалению. Ты напрасно сомневаешься. На начальном этапе она послужила бы неплохим прикрытием. Все-таки официально это туристическая поездка, а не высадка союзных сил в Нормандии, а женщина, особенно красивая, по старинке инстинктивно воспринимается как гарант мирных намерений. Да и смотрят все на нее, а не на мужчин, которые рядом. Это может оказаться весьма удобным. Ну а в дальнейшем ее характер и навыки, вполне возможно, также окажутся небесполезными.

— Может быть, в перспективе стоило бы ее завербовать?

— Вампиры говорят: обратить.

— Простите? — переспросил подполковник.

— Ты меня слышал. И надеюсь, знаешь, что даже матерый упырь иногда предпочитает небольшую голодовку перспективе напиться крови и при этом наскочить на осиновый кол. Хватит молоть чепуху, — добавил генерал, подумав при этом, что валит с больной головы на здоровую, — ступай.

Когда за Егорушкиным закрылась дверь, Ростислав Гаврилович отложил в сторону ненужные бумаги, снял темные очки и некоторое время массировал натертую ими переносицу. Обсуждение личных качеств супруги подполковника Быкова разбередило старую рану, и сейчас, оставшись наедине с собой и не имея дел, которые не могли чуточку подождать, генерал позволил себе минутную слабость. Его сын нелепо и страшно погиб в возрасте семнадцати лет — вступился за женщину, которая вовсе того не стоила, и умер в грязной подворотне, получив восемь ножевых ранений. Жена обвинила в этой смерти Ростислава Гавриловича. Наверное, в чем-то она была права: он всегда старался воспитать из сына настоящего мужчину и, кажется, преуспел. Простить ему этого жена не смогла — ушла и больше не захотела с ним видеться, даже бумаги о разводе пришли по почте. За восемь лет генерал привык к одиночеству и порой находил его даже весьма удобным — вот как сейчас, например. Другое дело, что подчиненные вряд ли разделяли его мнение: в отличие от него, их ждали дома, и им вовсе не улыбалось вместе с начальником круглосуточно торчать на службе.

Решив, что отведенная для слабости минута истекла, генерал легко, как случайную муху, прогнал ненужные мысли. Если бы кто-то вздумал поделиться с ним подобными воспоминаниями, Ростислав Гаврилович в зависимости от обстоятельств отделался бы парой сочувственных междометий или просто посоветовал не отвлекаться от дела. Именно такой совет он дал себе сейчас, и вовремя: едва темные очки заняли привычное место на его переносице, телефон опять зазвонил.

Это снова был Якушев. Язык у него слегка заплетался, из чего следовало, что они с Быковым не теряют времени и, как положено двум старым солдатам, стойко, до победного конца сражаются с зеленым змием. Проглотив продиктованное завистью язвительное замечание, Ростислав Гаврилович выслушал извинения за поздний звонок и сдержанно предложил говорить по делу.

— Дело у меня тонкое, товарищ генерал, — доложил Спец. — Тут, видите ли, образовалась парочка добровольцев, которым кажется, что воздух отечества в данный момент вреден для их нежных организмов… Оба с детства мечтали увидеть стадо жирафов на воле и сфотографироваться с носорогом. Вот я и интересуюсь, нельзя ли организовать для них еще две путевки на этот курорт.

— А ты хорошо подумал? — умудрившись сохранить хмурое выражение лица, чтобы Якушев по голосу не догадался, что он улыбается, спросил Ростислав Гаврилович.

— Как всегда, — объявил этот самонадеянный мальчишка.

— Этого-то я и боялся, — сказал генерал. — А они?

— А они вообще не думают, — без задержки ответил Спец. — Хлопают в ладоши и читают наизусть Корнея Чуковского: «В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые крокодилы. Будут вас кусать, бить и обижать — не ходите, дети, в Африку гулять!» В Африке разбойник, в Африке злодей… Кстати, вы в курсе, что один из этих любителей кататься по миру за чужой счет лично знаком с упомянутым злодеем?

— С каким еще злодеем? — сердито переспросил генерал. Когда Якушев давал волю своему языку, тот превращался в настоящее помело, а в подпитии, да еще и находясь в приподнятом настроении, этот балабол бывал просто несносен. — Изволь хотя бы частично протрезветь и выражаться яснее!

— Да куда ж яснее-то? — удивился Якушев. — Корней Иванович имел в виду Бармалея, а я — его духовного наследника, президента независимой республики Верхняя Бурунда Пьера Мари М’бутунга.

— Вы там что, совсем перепились? — спросил Ростислав Гаврилович.

— Пытаемся, — признался Якушев. — Пока не выходит. Да нет, товарищ генерал, я не брежу. Этот их президент, оказывается, учился в Рязанском училище ВДВ одновременно с… ну, вы поняли.

— Вот это новость, — хмыкнул генерал. Центральной Африкой он никогда не занимался, и о президенте М’бутунга не знал ничего, кроме имени и самого факта его существования.

— Так я же и говорю! С таким блатом мы это дельце обстряпаем буквально в два счета.