Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Забыть убийство

Прошёл по галерее, спустился вниз по лестнице. Шаги. Китайгородцев отступил за чучело огромного медведя. Из бокового коридора вышел Лапутин. Китайгородцев выразительно приложил палец к губам. А понятливый Лапутин, увидев в руке Китайгородцева травматический пистолет, тотчас быстро и бесшумно выдернул из кобуры оружие.

— Охранника видел? — шепотом спросил Китайгородцев.

— На кухне, — шевельнул губами собеседник. — Жрёт.

— Разоружаем. Жёстко.

Лапутин даже не спросил, что тут к чему. Он ходил по дому в одиночестве, а Китайгородцев был с Хамзой. Видимо, обстановка изменилась. Пацана того на кухне мордой в пол, а потом уже будем разбираться, зачем это нужно.

Дошли до кухни, ступая бесшумно. Было слышно, как громыхает посудой охранник. Хорош телохранитель. Расслабился. А если бы его хозяина в эти минуты резали на куски где-то в лабиринтах дома?

В кухню ворвались, как смерч.

— На пол!

— Ложись!

— Замочим!

Едва увидел пистолет в руках Лапутина — рухнул на пол, как подкошенный. Лапутин его держал на мушке, Китайгородцев разоружал. У этого тоже был травматический пистолет.

— У Лисицына есть оружие? — спросил у поверженного противника Китайгородцев.

— Кажется, нет.

Китайгородцев на всякий случай ударил парня ногой по рёбрам.

— Я не видел! — заспешил тот клясться.

— Приехали сюда — зачем?

— У шефа дела какие-то! — попытался увильнуть охранник.

Китайгородцев ещё раз ударил его.

— Мы пехота! — взвыл охранник. — Чего приказали, то и делаем!

— А чего приказали? — спросил Китайгородцев.

— Искать.

— Кого?

— Не знаю.

Удар по рёбрам.

— Ох-х! — выдохнул охранник. — Я правду говорю! Он не сказал! Ищите, говорит! Тут кто-то должен быть!

— Мужчина? Женщина?

— Я так понял, что мужик.

Какой-то шум. Охранник дёрнулся.

— Лежать! — зашипел Китайгородцев.

Снова тишина.

Китайгородцев склонился над охранником, выворачивал карманы, содержимое бросал на пол: бумажник, наручники, паспорт, зажигалка, сигареты… Больше ничего. Ключа от машины и у этого не было.

Китайгородцев похолодел.

— Вас сколько здесь?! — спросил он, уже понимая, что прошляпили.

— Чего? — не сразу сообразил парень.

— Сколько вас сюда приехало?

— Четверо.

— Лисицын и трое охранников?

— Да.

Точно, прошляпили. Где-то потеряли одного в огромном этом доме. Даже не подозревали о том, что здесь ещё кто-то есть.

— Он вооружён? — спросил Китайгородцев.

— Да, ствол у него.

— Настоящий? Или такой, как у тебя?

— Как у меня.

— Где его искать?

— Не знаю. Ходит где-то.

У Китайгородцева в кармане запиликал мобильный телефон.

— Алло! — отозвался Китайгородцев.

— Ты где?

Это был Хамза.

— Я в доме, — доложил Китайгородцев.

— Какого чёрта!

Значит, не ошибался Китайгородцев. Не просто так оставил на столе ключи Хамза.

— Мы охрану вырубили, — сообщил Китайгородцев. — Двоих. Но тут ещё третий где-то бродит.

— Какого чёрта! Мы сами!

Сами справятся. У Лапутина ствол и у Хамзы ствол. Хамза в себе уверен и выпроваживает Китайгородцева.

Китайгородцев на всякий случай замкнул наручники на запястьях поверженного охранника, после чего сказал Лапутину:

— Я поехал. Ты здесь. Ещё есть третий.

— Я понял.

Китайгородцев вышел из дома. Ветра не было. Чарующе медленно падал снег. Китайгородцев этой красоты не замечал. Сел в машину, завёл двигатель. Засветился циферблат часов.

Двадцать три часа пятьдесят шесть минут.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ:

«Хамза намеренно меня выпроводил. Буквально выгнал. Потому что только когда меня нет в доме и я далеко, он может не бояться наихудшего развития событий. Лисицын ничего плохого не сделает ни Хамзе, ни Лапутину. Бессмысленно их мордовать и брать в заложники. Киллер всё равно исчез. Киллер — это я. Я убью Лисицына шестнадцатого. Я не верю в это. Не может быть. Я не хочу. Я этого не сделаю».

В первом часу ночи Потёмкин отложил в сторону книгу, которую читал, и погасил лампу на прикроватной тумбочке. В одном из номеров в конце гостиничного коридора горланила пьяная компания. Потёмкин впервые увидел этих людей три часа тому назад в местном ресторане, куда зашёл поужинать. Трое мужчин и женщина, мелкие предприниматели из числа тех, что держат по два-три торговых места на провинциальных рынках. В этот городок они приехали к китайцам за товаром, как можно было понять из их разговоров. Соседство с ними было невыносимым, Потёмкин не задержался в ресторане, ушёл, а через два часа столкнулся с сильно выпившей четвёркой уже в гостинице. Неприятно, конечно. И неспокойно. Но Потёмкин ни шумной компании замечания не сделал, ни администратору гостиницы не пожаловался, потому что обычно предпочитал не ввязываться в конфликты.

Кому-то, наверное, весь этот шум всё-таки надоел. Вызвали милицию. То есть сначала топот тяжёлых ботинок в коридоре, потом постучали в дверь — к Потёмкину.

— Откройте, милиция!

Компания всё так же шумела где-то, но напряжение от их близкого присутствия вдруг растворилось в душе Потёмкина. Он облачился в свой роскошный халат и с готовностью открыл дверь. Его сбили с ног одним ударом, ввалились в комнату, зажгли свет, и только теперь Потёмкин обнаружил, что никакая это не милиция, а бандиты, от которых он с переменным успехом бегал всё последнее время. Отбегался. Он испугался не на шутку.

— Где твой бычара? — спросили у него.

— Кто? — не понял Потёмкин.

— Ну, этот, который с тобою ездит.

— А-а, — протянул Потёмкин. — Его нет.

Ему почему-то сразу поверили, и он даже не сообразил, что ребята эти уже имели разговор с администратором и знали всё: и в каком номере остановился гипнотизёр Потёмкин, и то, что приехал он один. Проверка такая.

Потом Потёмкину заклеили рот скотчем. Били ногами, не давая подняться с пола. Он мычал и извивался ужом, но это ему не помогало. Первое время прикрывал руками голову и только позже обнаружил, что по голове его не бьют. Значит, убивать не будут.

Били зло, но когда завершили экзекуцию, быстро успокоились и стали действовать деловито-буднично, словно выполняли какую-то привычную работу. Мол, бизнес есть бизнес, тут ничего личного, дружок.

— Собирайся, — сказали Потёмкину. — Поедешь с нами.

Он замычал в ответ и мимикой постарался объяснить, что хочет им сказать что-то.

Отклеили скотч. Было больно — как кожу сдирали. Потёмкин едва не взвыл.

— У меня гастроли, — сказал он. — Ещё пять городов.

— Это не гастроли, Ильич, — веско произнес Шварц. — Это лажа полная — по деревням засранным шнырять. Ни денег тут тебе, ни удовольствия.