Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Забыть убийство

— И он не догадался даже? — усомнился Китайгородцев.

— Он был пьян, — повторил Михаил. — Ему Наталья говорила, что Стас жив, а он, наверное, подумал, что это такая материнская истерика. Что она никак не может поверить. И он в ответ ей — это на моих глазах, мол. А там уж я забрал у Натальи телефон.

— Вы сразу поняли, что к чему?

— Я понял. А она — нет.

— Почему она не поняла?

— В шоке была. Стас выглядел ужасно. Она за него испугалась. Я пробовал говорить с нею. И в этот день. И на следующий день тоже. Она не верила мне. Глеб не мог — и точка! И это продолжалось, пока не приехал Глеб.

— В больницу приехал?

— Нет, в наш дом. Я уговорил Наталью Андреевну молчать пока и про больницу, и про то, что Стас жив. Глеб приехал. Снова сильно пьяный. И всё нам повторил — про несчастный случай. Там был полный бред. Концы с концами не сходились. Даже Наталья уже видела, что он врёт.

— И что она ему сказала?

— Ничего. Сделала вид, что поверила.

— Почему? — изумился Китайгородцев.

— Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чём не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат — брата! Матери в такое поверить невозможно.

— А ты?

— Я всё понял, — сказал Михаил. — Этот подонок спьяну о чём стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.

— Значит, открытым текстом?

— Вот-вот! — зло щурился Михаил.

В нем клокотала ненависть.

— И тогда она предложила…

— Мать предложила? — уточнил Китайгородцев.

— Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом всё в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же — голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексий обещал молчать. Ну, с Константин Фёдрычем пришлось решать проблемы…

— Кто такой?

— Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, всё делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас сам видишь в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.

— А риски для него?

— Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему ещё накинули. Договорились, в общем.

— Теперь боишься Глеба? — спросил Китайгородцев.

— Он что-то почувствовал, — скривился Михаил. — Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, подлец. Хочет, наверное, на всё добро лапу наложить. Уже Станиславом Георгиевичем себя зовёт. В роль вошёл, и его оттуда за уши не вытащишь.

Их взгляды — Китайгородцева и Михаила — встретились.

— Зачем же ты выбрал именно меня? — вырвалось у Китайгородцева.

Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?

Михаил понял, о чём речь.

— Ты убивал уже! — сказал он и на Китайгородцева дохнуло холодом.

— Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь это!

— Ты ничего не сможешь изменить! — покачал головой Михаил.

— Я тебя прошу!

Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший всё Потёмкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:

— Не надо! Прошу, не надо!

Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.

Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьёшь.

— Я донесу на тебя! — пробормотал Китайгородцев.

— Давай-давай! — хрипел и кашлял Михаил.

Всё бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить.

Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повёл его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит всё, сам примет смерть, если будет угодно Богу, но врагам Стаса по земле не ходить.

Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева ещё сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.

Ты ничего не сможешь изменить.

Китайгородцев вёл машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой — весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потёмкин сидел рядом с ним.

— Я уже как робот, — пробормотал Китайгородцев.

Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.

— Я могу довезти вас до какой-либо станции, — предложил Китайгородцев.

— А вы? — спросил Потёмкин.

Китайгородцев пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят.

Он с тоской смотрел куда-то вдаль.

— Как думаете, что можно сделать? — спросил он внезапно.

Потёмкин понял, что это про завтрашний проклятый день.

— Возможно, что наши страхи преувеличены, — сказал он неуверенно.

Китайгородцев посмотрел на него тяжёлым взглядом и Потёмкин смешался, устыдившись собственного лукавства.

— Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, — сказал Китайгородцев. — Остаётся ждать, чем всё закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция…

— Я никуда не поеду! — запаниковал Потёмкин.

— Почему? — спросил бесцветным голосом Китайгородцев.

— Останусь с вами.

— Со мной опасно. Мне сейчас лучше быть одному. Я ни с кем не выхожу на связь. У меня в багажнике лежит мобильник — я не то что им не пользуюсь, я даже батарею от него отсоединил.

— Зачем?

— Чтобы меня не вычислили. Не хочу, чтобы кто-то ещё был замаран. Или я сам разберусь с этой бедой, или в конце концов один буду отвечать за всё, что случится.

Хамза дал Китайгородцеву уйти, хотя уже понимал, что тот способен натворить бед и его надо было бы закрыть — для собственного спокойствия. Он дал Китайгородцеву шанс. Эти несколько дней, за которые ещё можно было разыскать Михаила и попытаться что-либо исправить. Откуда же Хамзе было знать, что исправить уже ничего нельзя. И теперь Китайгородцев не хотел никого в это дело впутывать.

— Я останусь, — сказал Потёмкин. — Рядом с вами страшно, это правда. Но одному ещё страшнее.

Не каждый готов переживать страх в одиночестве. Потёмкин вот не смог.

Издалека завидев кресты над куполами, Глеб остановил машину. Нина Петровна, которая сидела рядом, посмотрела вопросительно.

— Сейчас изучим обстановку, — сказал Глеб. — Я в последнее время очень осторожный.

Он невесело улыбнулся, таким образом напоминая, скольким опасностям подвергался в последние месяцы.

Вышел из машины, подошёл к «Жигулям», велел охранникам ехать в монастырь, дал чёткие инструкции, о чём именно там расспрашивать. Он не хотел, чтобы Нина Петровна всё это слышала.