Алексей Игнатов - Исповедь солдата

Служба шла своим чередом, ежедневно практически всё одно и то же. До нас стали доходить слухи, что, когда полностью подсохнет, нас переобуют в кроссовки, так как бойцы стали подрываться на противопехотных минах. Попадание ноги в сапоге на мину отрывало ногу по колено, а в кроссовках всего лишь ступню, то есть всё-таки меньше. И ещё я радовался тому, что бегать станет намного легче.

Однажды деды принесли целый брикет (25 килограмм) сливочного масла, которое они постоянно добавляли в кашу. Деды так смачно кушали, что меня просто разбирало. Я облизывался, ведь пустая сечка (каша такая) – это ужас, в горло не лезла. Через 4 дня я не выдержал. Дождался, пока все деды поедят, и немного срезал ложкой. Начал быстро есть, в надежде, что никто не заметит. Но, как всегда, я облажался – меня заметили. Понятное дело, деды нашли себе развлечение. Целый час я стоял – ел, ел и ел. Четвертый котелок они запихивали уже силком со словами «Маслица захотел, урод», при том, что это не просто каша, а ещё два сантиметра плавающего масла сверху. Конечно, меня вырвало всей этой массой. Затем, как всегда, удары в грудь, по ногам и немного «с тыла, с фронта». Вот так я и поел кашки с маслицем, а ведь всего-навсего кушать хотелось. Но это только одна сторона медали.

Была и другая сторона – офицеры. У меня складывалось такое ощущение, что они с дедами заодно. Никто не обращал внимание на наше состояние; спал я ночь или печь топил, а может дрочили меня – всем было наплевать. Они думали только о своей наживе и орденах. Ни один из них не поговорил о проблемах, а ведь психика у нас нарушена, мы были на постоянном взводе, и чем это могло обернуться, одному Богу известно. Но это их дело, судить я не могу. Просто обидно до слез, ведь мы валились с ног. Я даже думал, чтобы меня подстрелили – я бы упал и лежал, пока бьется сердце, смотрел на небо и радовался, как прекрасна жизнь. Но Боженька, наверное, знал про меня всё, и снова я бежал и прыгал в машину с пудовыми сапогами грязи. Чернозём был повсюду. Кто видел, тот поймет, как держать руками незахлопнувшийся нижний боковой люк у БТР, на скорости 30 километров в час, подпрыгивая на кочках и получая прикладом по сфере. В общем, жесть такая, что слов нет. Но это ещё не конец…

Март месяц, весна в полном разгаре. Всё высохло, и даже ночью обходились без бушлатов. Наконец-то нас обрадовали: к нам из ближайшего города стала приезжать автолавка. Мы покупали самое необходимое – мыло, пасты, дедам сигареты, а что оставалось, тратили на конфеты и печенье. Иногда мне казалось, что я самый невезучий человек на всем белом свете. Заступил на пост, а вся рота убежала мыться, и, как чёрт за руку дёрнул, я на секунду моргнул глазами.

Сладко пели птицы. Утреннее солнце ослепляло и грело всё тело, причем настолько ярко, что я стоял и ничего не слышал, как будто бы у меня произошёл транс или гипноз. Сколько времени я так простоял, уже не помню, но очнулся от удара сухим глиняным камнем по лицу. Деды закидывали меня камнями, а я подумал, почему они так быстро вернулись, я ведь всего лишь моргнул. Но оказалось всё по-другому. Со стороны я выглядел как оловянный солдатик. Деды подошли поближе и вытащили один магазин с патронами, а потом проверяли себя на меткость. Что же это за усталость такая, боязнь моргнуть глазами? Я же на 100% был уверен, что не отключился, но когда залез в сумку, то понял, что спал. Мне было очень стыдно, ведь я снова всех подвел, да ещё в такое опасное время. Теперь я не знал, как мне быть, что делать с этой усталостью, ведь в ближайшее время выспаться мне никто не даст. Так и получилось. За этот «косяк» меня опять дрочили. Я уже сбился со счету по ударам. Как мне удалось пережить этот кошмар, не помню. Да к тому же дед, взявший мой магазин, поставил меня на деньги, и теперь я ему должен 12 рублей из 20 приходящих.

Меня стали посещать тревожные мысли: сколько ещё терпеть эти побои и смогу ли я пристрелить кого-нибудь из дедов? Что меня дальше ждет – позор или тюрьма? Что делать и как жить – я не знал. У меня начали сдавать нервы, появился страх, но не перед войной, а перед дедами и офицерами.

Всё же к концу марта стало полегче. Каждое утро колонна из двух БТРов, то есть наша рота (оставались только постовые) выезжала в поселения для выявления банд, разминирования и возможной помощи жителям. Все уставали, ведь пешком приходилось ходить на дальние расстояния. Сказывалось и моральное напряжение, бесконечная боевая готовность, глаза бегали во все стороны, палец на курке – короче, задница.

Я пытался выжить, когда бесполезно, и я старался изо всех сил, но жизнь меня долбила автоматом, а я зачем-то этого хотел. Но я прошёл сквозь боли и невзгоды, и мать родную с жаждой повстречал. Она ждала и встретила с любовью, и поняла, что сын с потерянной душою, уже рассудок потерял.

А ведь не так, я просто ошалевший, я жить хочу, и сил моих уж нет, и лишь любовью материнской я согретый, приду в себя, очнусь от боли и невзгод. Но а душа воспоминанием забита, и водка не заглушит эту боль, Господь, прости меня, я помню твою силу и заботу, я помяну всех тех, кто не со мной. Они боролись и за жизнь, и за свободу, мечтая о прекрасной тишине, а Ты, обеспокоенный моей судьбою, закрыл им дверь и не оставил ничего. А я теперь мотаюсь между вами, и мне не надо ничего, я грех несу перед Тобою, боясь признаться, что не так, ведь Ты мне силы дал ради чего-то, а я Тебя не понимал. И душу проклиная после битвы, я осознал, что Ты же есть, Ты рядом с нами. Мои друзья ушли рядом с Тобою, а я один остался не удел, лишь на коленях преклоненный, молясь и уповая на Тебя, слезами омывать судьбу свою родную должен, ведь Ты же этого хотел.

Как и обещали, нас всех переодели в кроссовки. Увы, это была поношенная обувь от весеннего призыва, но мы всё равно были очень довольны, стало намного легче. Во время выездов стали налаживаться отношения с офицерами, а точнее – со старшим лейтенантом Гусовым. При этом я прекрасно понимал, что весьма доверительные отношения могут заметить деды, и тогда снова кранты. Но мне такие отношения были на руку. Под предлогом «в БСМП» я уходил из лагеря для выполнения поручений дедов. В целом, все были спокойны: и волки сыты, и офицеры довольны, а мне перепадала сгущенка, колбаса, сыр и всякие булки. С продовольствием (порчугой) к весне всё нормализовалось. В свободные вечера, перед ужином, нас двоих посылали за сгущенкой, а это целых три литра. Повара должны были выливать её в общий чай, а мы у них забирали для дедов, плюс десяток сдобных булок. Пока шли до расположения, наедались, и это радовало. Но ведь я же создан для проблем! Наверное, расслабился, почувствовал себя свободным и безнаказанным человеком. Ежедневное употребление сгущенки плохо сказывалось на здоровье (она била в простату).