Виктория Падалица - Палач Иллюзии 6, 7

Как бы я сейчас тужил и ненавидел себя, если б не брат и не его советы, олицетворяющие единственное верное решение на пути моего исправления…

…Сегодня я особенно меланхоличен, больше, чем всегда. Я вновь пытался переговорить с Алисой и пригласить их на завтрашнее торжество, но из этого ничего путного не вышло. Потому я специально и тайком от Кати отменил все дела на сегодня и прилетел сюда, чтобы найти душевное успокоение и спросить совета у брата.

По традиции начав с извинений, я выдохнул и поднял умоляющий взгляд в потолок.

– Дилияр, брат мой. Ты и сам видишь, как мне тягостно от того, что не вижу твоего сына. Подскажи, как быть. Направь меня. Намекни, что я должен сделать, чтобы не упустить момент.

Договорив, я весь обратился в слух и, прождав с минуты три, удрученно опустил голову.

Ни шороха, ни скрипа половиц. Ничего. Не отвечает мне Дилияр, а ведь он единственный, к кому мог обратиться с данной проблемой.

– Как же трудно от того, что я не в состоянии поболтать с тобой, как прежде. Но одно меня успокаивает, брат. Я чувствую тебя. Ты моя половина, с тобой я обрел духовную целостность, прежде мне, чёрту, несвойственную. После того, как твоё тело предали земле, я не утратил тебя – я сохранил тебя в себе. Я чувствую тебя, слышу твой голос у себя в голове. Пусть ошибусь, пусть обманусь, но мне важно знать, что ты со мной, что мы с тобой едины, невзирая на то, что теперь ты живёшь в другом мире. Дилияр. Брат мой… Как же много времени мы потратили на искусственно взращенную в наших умах ненависть? Я же не один такой, правда? Ты ведь тоже чувствовал, что мы с тобой едины? Ты тоже жил все эти годы без половины души, как и я? Я полжизни потратил впустую, а ты почти всю, когда мы обрели друг друга. Но взамен мы познали нерушимую братскую связь. Настолько прочную, что порой мне кажется, что мы одинаковые, и я – это ты. Я дорожу этой связью и не позволю ей оборваться, брат. Почаще говори со мной, приходи во снах, подсказывай. А я буду делать всё, чтобы не разочаровать тебя. Моё светлое отражение, ты ранимая половина меня, ты человек. Да дарует тебе Аллах вечную жизнь и рай. Брат… Как же мне тебя не хватает. Вот бы тебя увидеть сейчас, пусть хоть на секунду…

Не сдержавшись, я дал волю чувствам, переполнившим меня изнутри от одной только мысли, что не встречусь с Дилияром, пока жив. Но и намеренно искать смерти не стану, ведь я нужен здесь, нужен детям и Кате. Если б не они, я бы давно последовал за братом, чтобы не растратить наше духовное единство.

Наклонился низко, уперся лбом в мат, но вместо молитвы продолжал шептать совсем другие слова, исходящие от сердца.

– Дилияр, брат мой. Как такое допустил Всевышний? Почему он нас разделил? Зачем это было делать снова, ведь каждый из нас понял свою ошибку? Чтобы наказать за нашу с тобой глупость? И за то, что мы не оценили важность друг друга раньше? За то, что мы не старались искать пути примириться десятки лет, и за то, что я, как старший, должен был сделать первый шаг? Полагаю, это и есть наша карма. Но за что? За какой грех мы с тобой расплачиваемся? В чем мы виноваты перед Всевышним, скажи? Лишь в том, что оба были зачаты в грехе? Но есть ли наша вина, брат? Почему мы расплачиваемся за грехи отца нашего? Почему всё так несправедливо?..

Поднявшись с пола, я вновь обратил взор в потолок и стукнул себя в грудь.

– Брат… Ты навеки здесь, в сердце моём. Пока жив, я не отпущу тебя. Клянусь, твой сын узнает о тебе и полюбит тебя всей душой. Я расскажу ему о том, какое большое и доброе у тебя сердце, о твоих героических поступках не утаю, и научу его мудрости. Твоей мудрости, брат. Как бы ты учил своего сына, чему бы его учил, я буду стараться делать, как ты. Но без твоей помощи мне не справиться. Да и куда мне без тебя, брат? Ты лучший из нас двоих и навсегда останешься лучшим. Ты настоящий герой. Ты свет моей Звезды, Билли…

Мне было больно произносить это, но я заставил себя и несколько раз повторил шёпотом.

– Билли, Билли… Катя называла тебя исключительно так. Я же – никогда. Но ты… Ты называл меня Ферхатом, хоть и знал, что я терпеть не могу сравнение с нашим отцом. А сейчас я жизнь бы отдал за твоё "Ферхат". Я хочу, чтобы ты назвал меня так ещё раз. Последний раз. Перед тем, как уйду отсюда и, возможно, не вернусь уже никогда…

Легкие, шуршащие шаги уловил мой слух, но я не стал поворачиваться в ту сторону, откуда они раздавались.

Это всё равно не Дилияр. Скорее всего, Мардж пришла, а мне до неё нет никакого дела.

Я склонил голову и, зажмурившись, сделал глубокий вдох носом, а затем размеренный выдох ртом, изгоняя прочь меланхолию и насильно перестраиваясь на рабочий лад.

Но печальное состояние души и бесконечные мытарства, вошедшие в привычку и ставшие обыденностью, было не скрыть.

Мардж снова увидит меня в самый разгар душевных терзаний. Моё сердце страдает от незаживающих ран, душа кричит истошно, проклиная себя всякий раз, и только ей мне не стыдно показать, насколько это больно.

Мардж – единственная из женщин на этой планете, которая наблюдает мою слабость чаще, чем силу, несокрушимую уверенность в себе и властное равнодушие, с которыми привыкла меня ассоциировать раньше. Только Мардж видит меня настоящим, но всё никак не смирится с тем, что я, как боец, иссяк.

– Охрана сказала, что ты приехал. Так и знала, что застану тебя здесь, и опять за самоистязанием. – с избитым сарказмом сообщила Мардж вместо приветствия и подошла.

Не пожелав оставлять меня одного, хоть и знала, что в такие моменты не нуждаюсь в общении, она положила руку на моё плечо и, постояв несколько секунд недвижимо, присела рядом.

– Нельзя же так убиваться, Фархад. Дилияру больно глядеть на тебя всякий раз, когда ты здесь. Зачем ты делаешь хуже и себе, и ему мешаешь стремиться в рай?

Поглощённый поработившей моё сознание тоской, я пропустил колкое замечание Мардж мимо ушей, продолжая глядеть в пол и заниматься мысленным самобичеванием.

– Не кори себя. Хватит.

Мардж успокаивающе погладила меня по руке от плеча и вниз.

– Почему ты его никак не отпустишь, ведь прошло достаточно времени, чтобы свыкнуться с потерей? Отпусти, и тебе станет легче. – настаивала она, вложив свою ладонь в мою, чтобы скрестить свои пальцы с моими. – Отпусти его. В его смерти нет твоей вины.

– Есть. В его смерти лишь моя вина.

Поспешно убрав руку, чтобы Мардж понимала, что между нами существует обязательная к соблюдению дистанция, оспорил я её неизменное мнение, одинаково упорно стоя на своём.

За полтора года эта мысль стала одной из первых, с которой просыпался и засыпал. Я привык винить себя и не видел причин думать обратное. Конечно, Дилияра убил не я, а тот ублюдок, которого я когда-то пожалел. Но не было бы их встречи, если бы я не притащил Дилияра на эту войну. Как ни крути, я виновен, и нет мне оправдания.