Ульяна Подавалова-Петухова - Любовь и проклятие камня

Боль. Скорбь. Смирение…

Он отвел глаза и пошел к двери. Уже у двери он обронил:

– Мойтесь спокойно, я пришлю Гаыль. Отец не зайдет к вам. Не волнуйтесь.

Елень промолчала. Впрочем, как всегда.

Соджун сидел напротив отца и почти не слушал его. Он и смотрел куда-то в сторону. Чжонку не сводил с него глаз, видел его рассеянность, а также усталость, легшую глубокой морщиной между бровями. О чем думал отец – понять было невозможно.

– Соджун, ты будто и не слышишь меня? – прервал размышления властный голос старика.

Капитан вздохнул.

– Я помню об обещании, что дал вам.

– Едем завтра, нечего тянуть.

– С вашего позволения, – пробормотал Соджун и поднялся. Чжонку тут же взвился на ноги, встав рядом с отцом. Политик посмотрел на своего отпрыска и махнул рукой, смирившись. Младшие поклонились и вышли.

Соджун не прогнал сына, и тот тенью последовал за ним. Он молчал, не зная, как угодить своему дорогому родителю. Сам расправил постель, усадил. Соджун скривился от боли.

– Чжонку, глянь, что там с этой дряной раной? – пробормотал он.

Мальчик тут же развязал пояс ханбока, снял с плеч да так и замер, уставившись на голый торс отца. Соджун никогда не рисковал жизнью напрасно, но не всегда успевал отклониться от удара врага: то там, то здесь наложили свой отпечаток уродующие тело шрамы. Их было немного, но они были страшными.

Мужчина заметил взгляд своего ребенка. Ему стало неловко. Он повел плечами и недовольно пробормотал:

– Ну, что там?

Сын глядел на шрам-розочку под левой грудью, и чувствовал, как волосы шевелятся на затылке, а холодок пробегает вдоль позвоночника вверх-вниз.

– Это… Это ведь от стрелы? – спросил он, указывая на шрам.

– Это было давно, – вздохнув, отвечал отец. – Что с раной?

Но мальчик смотрел, как завороженный.

– Наконечник застрял?

– Это было давно. Я не помню, – соврал отец, и Чжонку понял, что соврал.

Он оторвался от шрама и оглядел руку.

– Она красная, немного белая и чуть-чуть желтая, – сказал подросток, не зная, как точнее описать ее.

– Желтая и красная? – переспросил Соджун. Это было плохо.

– И кожа около раны горячее.

Отец, выслушав ребенка, накинул на плечи ханбок. Все было серьезней, чем он думал.

– Вот что, отправь кого-нибудь за доктором Хваном, – сказал мужчина.

Лицо подростка вмиг вытянулось, побледнев.

– Лучше перебдеть, – усмехнулся отец, но усмешка вышла кривая и скорбная. Подросток подскочил и вылетел за дверь.

Соджун все вытягивал шею, поворачивая руку перед небольшим зеркалом, чтоб лучше рассмотреть. Стукнула за спиной дверь.

– Отправил? Хоть не наговорил, что я при смерти? – спросил Соджун, но ребенок молчал. – Что молчишь? Перепугают ведь доктора Хвана.

Но сын упрямо молчал, и тогда Соджун оглянулся. В дверях с небольшим столиком в руках стояла Елень. Мужчина опешил. Она же подошла к нему, поставила столик, опустилась на колени и взяла его за руку. Он не стал сопротивляться и вырывать многострадальную конечность, а просто отдался на милость судьбе. Сейчас судьба была очень благосклонна: он чувствовал на запястье пальцы любимой.

Женщина со знанием дела потрогала рану, посчитала пульс, потом сказала:

– У вас лихорадка. Рана загноилась. Нужно ее очистить.

Она склонилась над столиком, что принесла с собой. Отломила свежего воска, положила его в чашу и поднесла к пламени свечи. Воск зашипел, по комнате поплыл запах меда. Женщина помешала его деревянной лопаточкой, чтоб он быстрее таял, и тут встретилась глазами с Соджуном.

– Не бойтесь, хуже вам не станет. Так лучше всего убрать гной. Быстро и почти безболезненно, – успокоила она. Соджун и не волновался.

Елень подцепила лопаточкой расплавленный воск, подула на него немного, потрогала пальцем, а потом стала наносить его на рану. Мужчина, не боявшийся врагов и смерти, вцепился здоровой рукой в собственное колено. Горячий воск, казалось, прожигал руку до кости. Даже зубы сжать пришлось.

– Это вас так стрелой ведь? – спросила она.

– Угу, – только и смог вымолвить капитан.

– Я так и поняла. На рану от меча не похожа, да и вы не стали бы так по-глупому подставляться под удар, – продолжала женщина, и Соджун перевел на нее взор, оторвав, наконец-то, взгляд от ее рук. – Да и прилетела из-за спины. Вы не думайте, этот способ очищения самый лучший. Ему меня дед научил, а он у меня генерал. Великий генерал! Он всегда говорил, что даже порезанный палец, должен быть правильно обернут в правильный лист правильного растения, не то, что рана от стрелы. А если бы она была отравлена?

И тут Соджун понял: Елень говорила с ним не потому, что захотела поговорить или рассказать о своём великом деде-генерале. Нет. Она говорила все это, чтоб отвлечь его от боли, которая объяла руку от кисти до самого плеча. Он сам вытащил ту стрелу из раны под грудью. Тогда он чуть сознание не потерял, но вытащил, благо наконечник – обычный срезень, а не зазубренный. Вот тот, не разрезав тела, не вынуть. Если бы пришлось резать… И от осознания того, что эта удивительная женщина позаботилась о нем, позаботилась отвлечь, солнце глянуло в душу, рассыпавшись там миллионами золотистых искр, осветив все затемненные уголки души – Соджун улыбнулся.

– Мы бы с вами не разговаривали, – ответил он с улыбкой.

Елень в этот момент приглаживала поверх воска лоскут грубого холста. Она взглянула на капитана и даже немного растерялась. Он смотрел, и мягкая улыбка пряталась в уголках губ. И в этот момент, когда он был таким расслабленным, умиротворенным, женщина дернула лоскут на себя – капитан едва усидел. Боль взорвалась в голове, на миг ослепив. Ему даже пришлось опустить голову от слабости. Он чувствовал женские легкие пальцы на себе, но едва сидел. От боли на глаза выступили слезы. Грубая мозолистая ладошка легла на лоб, потом прошлась по шее, а он едва дышал.

– Ну вот, рана чистая, – с этими словами Елень показала содранный лоскут, на котором поверх воска остался весь гной. Соджун лишь кивнул.

Женщина омыла рану, запах лекарственных трав наполнил комнату. Быстрые, немного шершавые пальцы действовали со знанием дела так, будто Елень было не впервой обрабатывать рану от стрелы. Капитан хотел спросить об этом, но не стал, боясь ударить по больному, поэтому он просто сидел и просто следил за тонкими пальцами.

– Вы отправили за доктором Хваном, я не стану закрывать рану повязкой. Пусть он посмотрит, – сказала Елень, закончив обработку и накинув ханбок на плечо.

– Простите, – попросил Соджун.

Рабыня подняла на него взгляд. Их глаза встретились, и капитан замер. Она никогда не смотрела исподлобья, как подобает рабыне. Только прямо, открыто, загоняя душу в самые темные уголки сердца. От магнетизма этих зеленых глаз бросало то в жар, то в холод, и отвести взгляд не получалось.