Владимир Митрофанов - Телохранитель

Увидев счет, Ховрин похолодел: «Пипец!» Катя и глазом не повела, покопалась в сумочке, сунула под столом Ховрину несколько купюр. Когда официант принес сдачу, скомандовала:

– Десять процентов оставь на чай!

– Это еще зачем? – удивился Ховрин.

– Так положено.

Вышли на улицу.

– Я маме и папе про эти деньги не говорю – отец советовал не болтать. Чтобы не было искушения. Он дал мне золотую банковскую карту. Это тоже его банк – не полностью, конечно, но у него там десять процентов акций – а это для банка считается очень много. Впрочем, родители меня не спрашивают. Им тоже хорошо, что я не прошу у них денег на одежду и все такое. Так с Нового года как-то само собой сложилось. Папа… который отчим, Валерий Константинович, – уточнила Катя с некоторой паузой, – сам неплохо зарабатывает. Да и мама вроде тоже.

– Берешь, сколько хочешь? – восхитился Ховрин.

– Нет, конечно. Мой лимит – десять тысяч долларов в месяц.

– Ни фига себе! Неплохо.

– Еще ни разу не выбирала полностью. Сразу столько налички и не снимешь, могут заблокировать счет. За раз больше тысячи баксов в рублях наличными банкомат просто не выдает. Но столько мне и не надо.

Помолчала с минуту, потом сказала:

– У мамы и у меня – фамилия отца. Мама, когда за… – тут Катя запнулась, – за па… Валерия Константиновича выходила, фамилию не меняла. В свидетельстве о рождении у меня записан родной отец. Я узнала об этом только когда получала паспорт. Как-то никогда об этом не думала. Это было его условие: тогда он высылал деньги.

Эта чехарда с отцами доставляла Кате явное неудобство, опять же постоянные теперь уточнения кто родной, а кто неродной ее немного коробили.

– И тут-то возникла проблема. Если я выезжаю за границу одна, то должна иметь юридическое разрешение на выезд из страны от обоих родителей. Или я могу выехать с любым из родителей, имея при себе свидетельство о рождении. Отец уже два года постоянно живет в Англии и в Россию не приезжает. Разрешение на выезд он может прислать только заверенное английским нотариусом, его точно наши погранцы не примут. Что нашим пограничникам английский нотариус? – никто, явный шпион, вражеский агент.

– А как же ты летала на Бали?

– Я летела не из Питера, а из Хельсинки, а туда меня мама привезла на «Аллегро». Посадила на самолет до Сингапура, а потом на «Аллегро» же вернулась обратно в Питер.

– Заморочно, – покачал головой Ховрин. – А знаешь, в Англии левостороннее движение, а руль справа, – сказал Ховрин.

– Знаю. В Сингапуре тоже.

На следующий раз зашли перекусить в какое-то кафе подешевле – что-то типа русского варианта фаст-фуда – явный шалман с характерной для таких мест грязнотцой. Ховрин пошел заказывать еду, Катя же заняла столик.

Когда Ховрин вернулся с подносом, рядом с Катей уже сидели два молодых кавказца, чуть ли не хватали ее за руки. Катя замерла в ужасе.

Ховрин подошел с широкой улыбкой и радостью во взоре:

– Здравствуйте, друзья!

Те сначала посмотрели, как волки смотрят: резать сразу или чуть позже. Потом их отпустило. Никто им не угрожал, не нарывался.

– Привет, брат! Это твой девушка?

– Мой.

– Ну, извини тогда. Очень красивый у тебя девушка.

Вроде как ушли. Катя тут только и выдохнула. Больше против охраны она не высказывалась. Слишком опасный мир окружал ее.

«Просто не надо ходить в такие шалманы», – был сделан однозначный вывод.

С того дня они стали посещать только дорогие рестораны.

Кате это нравилось. Ховрин тоже был не против, раз проблемы оплаты не существовало. Ходили в самые разные заведения, а в те, которые понравились, бывало, и повторно. И разговоры за столом вели там самые разнообразные и часто довольно откровенные. Так уж у них повелось с самого начала, сложилась своеобразная традиция.

Во время очередного посещения ресторана, отрезая кусок стейка, Ховрин сказал:

– Тебе хорошо: у тебя финансовая проблема не стоит. Не надо подрабатывать. Живи в свое удовольствие. Я вон на стройке работал. Знаешь, как там осенью и зимой? Потом кабельщиком лазал по крышам и чердакам. Думаешь, из удовольствия? Деньги зарабатывал. Большинство работает чисто из-за денег. А тебе это не нужно. Какие у тебя вообще планы на жизнь?

– То есть? – переспросила Катя.

– Понятно, что у всех девушек есть один общий глобальный и главный жизненный план: удачно выйти замуж, желательно по любви, родить детей. У теток к этому полагается иметь хороший дом, большую кухню, шубу, машину и любовника. Ну, там все юные девушки до двадцати хотят быть моделями, ходить по сцене в купальниках, сниматься в кино, петь со сцены. И тут всегда нужен спонсор. Сейчас за бабки из любого можно сделать певца или певицу: лицо посмазливее, компьютером изменить голос и все такое. Купить и исполнить хит типа «Я помню твою волосатую жопу!»

– А что у мужчин? – хмыкнула Катя, орудуя ножом и вилкой.

– Понятно, зарабатывать много денег, завести семью, детей, иметь много любовниц, хорошую машину, большой дом.

– А без любовниц никак? – с иронией спросила Катя.

– Без любовниц не бывает. Один и тот же человек рядом за какое-то время просто надоедает, теряется острота ощущений. Да и не престижно.

– А как же вечная любовь?

Ховрин тут же перевел разговор:

– Ну, так какие лично у тебя планы?

– Про семью и детей это правда. А вообще – наверное, все-таки поеду учиться в Англию. Вот вчера подумала и решила.

– По маме скучать там не будешь?

– Она меня тут уже запилила! И вообще: я хочу пожить одна. Я уже говорила: у них там, в западных универах, говорят, хорошие общаги-кампусы, типа комнаты максимум на двоих или вообще на одного. У них в семье я точно жить не буду. Решила окончательно.

– Глядишь, тебе еще и наследство обломится.

– Перестань. Не хочу об этом говорить. – Катя нахмурилась.

– Только смотри, отравит тебя мачеха: свои-то дети ближе. Такое уже тысячи раз в истории было.

– Ха-ха. Очень смешно. Я сейчас со смеху описаюсь!

За соседним столиком сидели две красивые молодые женщины – блондинка и брюнетка. Обе очень холеные. Обсуждали одежду, сумочки, какие-то еще покупки. Перед обеими на столике лежали телефоны. Один запиликал. Женщина взяла мобильник, отошла в холл, где с минуту вела оживленный разговор с активной жестикуляцей свободной рукой. Возвратилась, еще разговаривая. Тут и закончила:

– Целую, любимый! Пока! Чмоки-чмоки! – прощебетала она. Потом отключила телефон, бросила его на стол, посмотрела на подругу: – Вот придурок! Не хочет, гад, покупать! Блядь!

Катя с Ховриным прыснули со смеху.

А женщины продолжили обсуждать свои насущные проблемы:

– Знаешь, в нашем детском саду появились психологи, стали спрашивать детей, – тех, у кого нет отца, – о том, живет ли мама одна, ночуют ли у нее мужчины; других, у кого есть отец, кто их моет в ванной, в чем ходит папа дома. Не ходит ли он голый, спит ли ребенок один или в постели с родителями. Я видела этого психолога однажды – чистый педрила со всеми типичными ужимками. Получается, пидарасом быть можно, а в одних трусах ходить по дому почему-то нельзя. Приехали! Мне стало жутко. Я уже от одного вопроса почувствовала себя голой…– поежилась блондинка.