Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

– Знаешь, за что Коляна уволили из авиации?

– А он действительно служил? – удивился Сергей.

– Оказывается, да. Я видел его досье. Родился в Омске, закончил Ачинку. Характер его подводил. Мечтал лейтенант Басалаев выбиться в старшие офицеры. Отсюда его отношение к действительности. Еще в училище случилась однажды неприятная история: у ротного пропал пистолет. Поскольку подобное происшествие роняет тень на все училище и грозит потерпевшему суровым наказанием, ротный, не поднимая шума, объявил: кто найдет пистолет, тот получит месяц внеочередного отпуска. Пистолет нашелся. И нашел его, конечно, курсант Басалаев. А однажды, уже на действительной службе, осматривая механизм выпуска шасси готового к вылету самолета, внимательный лейтенант обнаружил концы проводов, обрезанных кусачками. Несмотря на тщательные поиски, вредителя не нашли, но бдительного технаря похвалили. Впрочем, особисты (такой у них нрав) на всякий случай взяли лихого лейтенанта на заметку, и скоро убедились, что он действительно способен на многое. Например, у транспортного «Руслана», работавшего в воздухе, отказал один из двигателей. Как запустить отказник в воздухе подсказал пилотам все тот же лейтенант Басалаев. Как ты понимаешь, после этого особисты уже совсем тщательно начали присматривать за находчивым спецом, и своего дождались. Однажды Басалаев крупно поспорил с главным инженером эскадрильи. С пеной у рта он доказывал, что если у «Руслана» выйдет из строя хотя бы один предохранитель, то система шасси вообще не сработает. Спор закончился просто: неугомонного лейтенанта перевели дежурить на вышку. Поделом, не спорь с командиром! Но, как позже выяснилось, по дороге на злосчастную вышку, обиженный лейтенант забрался в нишу шасси готового к вылету самолета, открыл коробку распределителя и пассатижами отсоединил один из предохранителей. Потом поставил крышку на место и законтрил гайки, посчитав, что сможет теперь эффективно и убедительно доказать начальству свою правоту. В минуту всеобщего напряжения, когда лишенный шасси самолет трагически зависнет над аэродромом, именно он, отстраненный от дел талантливый технарь лейтенант Басалаев сможет передать на терпящий бедствие борт точный диагноз. Авария будет устранена, а капитанские погоны сами прыгнут на плечи энергичному технарю.

– И прыгнули? – недоверчиво спросил Сергей.

– Погоны не прыгнули, – ответил Суворов. – Зато лейтенант прыгнул. В колонию строгого режима. Когда «Руслан» дожигал топливо, лейтенант Басалаев действительно правильно указал на причину аварии. Тяжелый самолет был спасен, однако, на гайках обнаружили характерные царапины от пассатижей. Улика, в общем, не страшная, но особисты умело взяли энергичного лейтенанта на испуг, мельком показав якобы снятые с предохранителей отпечатки пальцев. На этом Басалаев сломался. Военный прокурор потребовал для провинившегося смертную казнь, но дали Басалаеву всего шесть лет, из которых он просидел три года. Крупно повезло, вышел по амнистии. Правда, вышел Коляном…

– По-моему, ты слишком много думаешь о нем.

– Это потому, – сипло возразил Суворов, – что я много думаю о Вере.

Он выдвинул нижний ящик письменного стола и выложил на стол распечатанные на принтере страницы – целую пачку.

– Вот странно, – сказал он. – Вера терпеть не могла Морица, но в Вериных бумагах я нашел его дневник. Вообще-то он хранился у меня, представления не имею, как он попал к Вере. «Теперь, во имя Иисуса Христа, я отрекаюсь от них, – процитировал он, взглянув на страницы . – Пусть будут только настоящие люди. И пусть будут настоящие, а не приблизительные поступки. Пусть не будет страха, а будет смирение, молитва и добрая воля. Пусть будет настоящая любовь, и не будет дрожи за собственную шкуру, которая, как известно, в отличие от души, живущей у Бога, принадлежит Князю мира сего. Не будем запутываться в непонятном, не будем пытаться понять тьму, а выйдем на свет, покаемся и пойдем дальше – в Царство Божие. И пусть наша внешняя и внутренняя красота спасет мир – во имя Господа, во имя любви, во имя прохладной девушки Зейнеш…»

Сергей удивился:

– Понять тьму?

– Именно так.

– Никогда бы не заподозрил Морица в религиозности.

– Он не был религиозным.

– А это обращение?

Суворов улыбнулся:

– Это обращение художника. Не больше. «Вообще же, конечно, все непонятно. Когда тихо – начинаешь искать приключений. Потом мучаешься, не в силах все хватанутое обобщить. Мучаешься телесно – от усталости, приходящей от неумения остановиться, мучаешься внутренне сознанием – от неумения поставить себя на твердую профессиональную ногу. Вообще непонятно, кому литература нужна? „Сибирские Афины“ все больше и больше бульварнеют, а в газетах мои материалы активно отвергаются. Даже в „Буфф-антологию“ Серега Смирнов собирается ставить мои стихи под псевдонимом. Так что, может пора перестать быть Морицом? Ведь по большому счету важны только отношения людей. Зачем писать стихи, тратя время и энергию, а кому-то читать их? Может, лучше просто встретиться и поговорить? Правда, такие встречи выливаются в гигантские пьянки… Тогда, может, вообще не встречаться?.». Почему-то главное мы начинаем понимать поздно… – покачал головой Суворов. – «А лето кончается, вчерашняя жара с духотищей сменилась ветерком. Девчонки ходят по улицам такие эстетичные, что дух захватывает. Я понял, наконец, что не хочу их массово трахать, мне просто нравится на них смотреть. Значит, в целом, я не мизантроп, и верю в Бога, как в создателя мира, жизни и человека. О, Господи, к тебе обращаюсь: со мною будь, и со всеми, кто верит в тебя! Славен мир твой! И если мы не всегда ему соответствуем, то ты ведь и херачишь нас за это от всей души…» Здесь, кстати, имеется приписка, – добавил Суворов. – В приписке Мориц указывает на то, что мы действительно не одни… Есть Бог и дьявол… Есть святые и демоны, мертвецы и звери… Все пронизано светом, идеями, похотью, слюной… И в меру сил мы выбираем свои траектории…

Оно конечно, подумал Сергей. Каждый выбирает свою траекторию. Или пытается выбрать. Вот Мориц пытался, и Колян, и Мезенцев. Пусть криво, неправильно, но они пытались. И тот мент из участка, капнувший на Рыся и на Коляна, тоже пытался. И Суворов, и Карпицкий, и Ленька Варакин. Какой смысл перечислять всех? Просто они пытались. Каждый, как мог. А Господь соответственно херачил каждого от души…

– Зачем все-таки Мориц появлялся в Томске?

– Вряд ли мы теперь это узнаем…

Прозвучало убедительно, но Сергей не поверил.

Да нет, ты что-то знаешь, не поверил он… Ты точно что-то такое знаешь… Валентин, наверное, прав: ты что-то такое знаешь… Иначе зачем бы тебе понадобился этот бывший технарь, о котором ты никак не можешь забыть?…