Сергей Самаров - Первый к бою готов!

На кладбище, бросив в могилу горсть земли, я отошел в сторону и смотрел, как другие делают то же самое, что и я. Смотрел, как Угаров прощается с капитаном Петровым... Мысли в голове были рассеянными, я никак не мог ни на чем сосредоточиться. Когда все пошли к автобусу, чтобы поехать на поминки, для которых арендовали какое-то кафе, я, остановившись у своего «Хаммера», нечаянно глянул в сторону и увидел вдруг того человека, что открывал дверцу в машине Анжелины. Мы даже взглядами встретились, но этот человек взгляд сразу же отвел. Равнодушный взгляд, словно он нечаянно на меня посмотрел. Но я узнал его сразу, хотя он переоделся и вместо приличного костюма обрядился в камуфлированный костюм.

Он-то здесь откуда? Что это вообще за человек?..

Майор Николаев назвал его Александром Витальевичем... Значит, они знакомы... Может, Николаев и с Анжелиной знаком лучше, чем я предполагаю?.. Тогда я вообще не понимаю всю эту игру... В любом случае можно напрямую спросить у Николаева...

Я поискал глазами машину, из которой майор Лиходеев наблюдал за похоронами. Машина стояла неподалеку. Помнится, во дворе дома капитана Петрова Николаев в этой же машине сидел. Я подошел и увидел, как два майора мирно что-то обсуждают на заднем сиденье. Я без разговоров открыл дверцу и сел рядом с Николаевым, словно имел на это законное право. Менты, впрочем, приняли меня уже за своего.

– Принес полтора «лимона»? – спросил Николаев.

– После поминок... Под расписку, а ты половину себе возьмешь...

– С подполковником разговаривал? – спросил Лиходеев.

– Ты же сам наблюдал...

– И что?

– Дал ему твой номер. Позвонит... Но не сразу. Он торопливость не покажет, потому что торопливостью может себя выдать.

– Умный... – сказал Лиходеев.

– Опытный... – поправил я.

Минуту посидели молча, наблюдая за тем, как народ в автобусы рассаживается. И только после этого я словно бы мимоходом спросил Николаева:

– А этот, твой знакомый, что здесь делает?

– Который? – не вдаваясь в суть вопроса, переспросил майор.

– Который с Анжелиной Качуриной приезжал сегодня. Дверцу в машине ей открывал. Ну, ты еще поздоровался с ним. Александр Витальевич, кажется...

– Понятия не имею, что он здесь делает... А он что-то здесь делает?

– А кто он вообще такой?

– Ну, друг дорогой... Тебе, думаю, лучше знать... Это, как я понимаю, твой круг общения. Помощник Качуриной какой-то, что ли... Он и нам помогал прослушивающее оборудование устанавливать... Которое не сработало...

– Не надо посторонних к такому оборудованию допускать, – посоветовал Лиходеев.

– Да у нас сотрудник из техотдела молодой, ничего еще сам не умеет... Этот помогал ему, что-то там советовались... Я так понял, что он в электронике кумекает...

Мне внезапно пришла в голову мысль, от которой все тело напряглось. Всплыли все же эти имя-отчество в памяти и соединились с фамилией. Александр Витальевич Гантов, отставной любовник Анжелины, пытавшийся, по ее собственному утверждению, ее обокрасть и даже обокравший на миллион рублей. Но уголовное дело по поводу кражи почему-то не заводилось... Почему?.. И почему он вернулся в окружение Анжелины, как только я вынужденно отошел в сторону?.. Стремительно вернулся... Не потому ли, что ей во всем этом деле нужен был опытный и склонный к риску помощник?..

– Ну, ладно... Поехал я... – я открыл дверцу, чтобы выйти и не выдать ненароком свои чувства. Обычно я сдержанным бываю. А сейчас что-то так в груди сдавило, что я готов был застежку куртки разорвать...

Едва усевшись в обхватывающее тело сиденье «Хаммера», я сделал несколько глубоких вдохов и полных выдохов, слегка успокоил себя этим, вытащил трубку и стал звонить в больницу, чтобы узнать, как себя чувствует Волк. Дозвонился не сразу, и не сразу меня поняли...

– Анатолий Волк... – повторил я медсестре, которая то ли была от природы глуховата и глуповата, то ли просто плохо слышала меня из-за каких-то проблем с телефонным аппаратом.

– А... Волк... Да-да, поняла... В сознание он не приходил... Ночью на короткое время, и все... Потом у него открылось внутреннее кровотечение, сейчас делают повторную операцию... Состояние стабильно тяжелое...

– Может выжить? – спросил я напрямую.

Пауза длилась долго.

– Может выжить? – повторил я.

– А кто спрашивает?

– Товарищ... Мы с ним вместе в Чечне воевали...

– Врач сказал, что шансов двадцать из ста у него есть... Не больше... Но организм молодой, крепкий, сопротивляется...

– Значит, выживет, – сказал я, – он свой единственный-то шанс не упускает...

Это было скорее пожелание, чем уверенность. Я страстно желал этого и верить хотел, но вера моя ничего решить не могла и материальной основы под собой не имела. Но меня начала охватывать злость на того, кто это сделал...

А когда я злюсь, я сам себя боюсь...

И другим рекомендую меня бояться...

Я посмотрел на автобус, который уже тронулся с места к выезду с кладбища. Увидел за стеклом лицо подполковника Угарова, другие лица... Но я искал взглядом еще одного человека и не находил. И тогда решил поехать не в кафе на поминки, а в офис «Евразии»...

...Из отпуска мы с Волком вернулись в ту же роту, только ротный у нас сменился. Не из командиров взводов, как обычно бывает, был переведен, а из какой-то другой бригады. Старший лейтенант Разуваев ничем подвижного капитана Петрова не напоминал, был сух, краток, мрачен и сдержан в чувствах. Поговаривали, что у него к чеченам какие-то свои счеты были и он сам напросился в Чечню, и те рейды, что совершали мы под командованием старшего лейтенанта, рейды в проигранной в общем-то войне, запомнились чеченам надолго и вспоминались ими с болью... Если было кому вспоминать... Разуваев хорошо знал, чем кончилась для отряда капитана Петрова встреча с «мальчиком с козой». И мягкотелости, свойственной Петрову, не проявлял... «Мальчиков с козой» только на моей памяти не отпускал дважды...

Он вообще не выглядел мягкотелым. И даже внешне не казался таким. Старший лейтенант никогда не улыбался... И мы, кто ходил с ним в рейды, улыбаться тоже разучились...

Особенно после того случая со сбитым вертолетом...

Наш отряд в составе тридцати двух человек выполнил обычную разведывательную задачу и уже готовился к «выводу», когда во время сеанса связи была поставлена задача новая.

Работали в телеграфном режиме. Волк только-только передал последние данные разведки, когда радист разведуправления предупредил, что с нами будет общаться начальник разведывательно-диверсионного отдела, то есть человек, которому, по сути, подчинялся напрямую наш командир бригады и, естественно, сама бригада. Полковник потребовал на связь старшего лейтенанта. Разуваев, как обычно, был рядом с нами. Подтвердил присутствие.