Михаил Серегин - Тайна черного ящика

– Да вон же! Там! Вон они! – не унималась я, потому что не теряла из вида вездеход, просто впившись в него глазами.

– Вижу! У границы камней! – крикнул наконец Евграфов. – Садимся!

Вертолет заложил крутой вираж и понесся навстречу горе. У самых сосен машина резко замедлила движение и стала опускаться рядом с вездеходом. Евграфов сел прямо позади машины, на которой везли Шаблина, на единственный ровный участок, где можно было приземлиться.

Я выскочила из вертолета, едва он коснулся земли. Несколько секунд спустя за мной выскочил и капитан Евграфов. Я уже успела добежать до машины и резко распахнула дверцу вездехода.

– Что? – крикнул, подбегая ко мне, Евграфов. – Пусто? Я так и знал!

У меня было опустились руки, но капитан схватил меня за руку и потащил за собой по склону горы. Я спотыкалась на камнях, перепрыгивая с одного обломка скалы на другой, но не отставала.

– Скорее! Скорее! – подгонял меня на бегу Евграфов. – Не успеем!

– Куда не успеем? – еле сумела выговорить я, задыхаясь от быстрого бега.

– Прилив начинается! – бросил Евграфов, полагая, что все мне объяснил, хотя я совершенно не поняла, при чем же здесь прилив.

Наконец мы выскочили на ровную площадку, на которой не было ни одной сосны, да и вообще – ни одного дерева. Я сообразила, что это – вершина горы Лысой, та самая ее «лысина», из-за которой она и получила это свое красноречивое название.

Гора, оказывается, одним своим склоном выходила прямо на берег океана, и на уступах, которыми она спускалась к воде, я увидела огромное количество каких-то птиц. Они с резкими, пронзительными криками носились над небольшим ущельем, огораживающим такую же небольшую бухту внизу. Резко пахло птичьим навозом, в глазах рябило от мельтешащих в воздухе птиц. Их тут были, наверное, тысячи!

– Птичье ущелье! – пояснил мне Евграфов. – В ту бухту, внизу, можно только или с воды попасть, или сверху – отсюда. Больше им некуда было его тащить. Это самое укромное место на острове, люди сюда редко ходят, чайки не любят посетителей. А сейчас – и ходить некому… Нам надо успеть спуститься до прилива. Если его просто избили и бросили здесь, он утонет, берег бухты затопляется каждым приливом…

– Фима! – крикнула я.

Тучи чаек взвились вверх с ближайших к нам утесов. Раздался такой крик встревоженных появлением чужаков птиц, что у меня барабанные перепонки чуть не лопнули, а в голове зазвенело от их визгливых криков.

– Тише, дура! Что ты орешь? – набросился на меня Евграфов.

– Спускаемся, Сергей! – крикнула я, стараясь перекричать птичий ор, стоявший над ущельем. – Скорее! Мы должны ему помочь!

– Поклюют нам спины, – сказал Евграфов и неожиданно спросил: – Кто он тебе? Муж?

– Кто? Фимка? – не удержалась я от улыбки. – Просто – хороший человек. Друг.

– Ясно! – повеселел вдруг Сергей и, оглядев скалистые уступы, на которые уже усаживались поднятые нами чайки, приказал: – Пойдешь за мной. Я тут не раз бывал, спуск хорошо знаю. Точно по моему пути пойдешь, тут очень просто принять за надежный выступ скалы кучу птичьего, извини, дерьма. А падать отсюда – он осторожно заглянул за край скалы, на которой мы с ним сидели, – не советую.

Я даже и заглядывать не стала, высоко там или нет. Вообще-то, я высоты не боюсь, но иногда меня тянет сделать шаг в пустоту и устремиться навстречу огромному пространству, которое расстилается передо мной. Я очень хорошо запомнила это ощущение, когда мы уходили в горах Гиндукуша по узкому карнизу от преследовавших нас талибов. Вновь испытывать это ощущение, а вместе с ним и судьбу я не очень-то хотела. Я знала, что это – совершенно бессознательное желание, которому очень трудно противостоять, а потому – лучше уж и не пробовать.

Мы начали спуск. Самое большое мое впечатление от этого – непереносимая вонь, которая становилась все сильнее и сильнее, пока мы спускались к воде. Нам предстояло преодолеть вниз почти по вертикали пару сотен метров, не меньше. Птичий базар был наиболее густо населен где-то на середине спуска.

Чайки неистово орали и кружились над нами отрядами по десять-пятнадцать штук. Я натянула на голову комбинезон, ежилась от колотых ударов крепких клювов чаек в толстый брезент моей штормовки и кое-как отмахивалась от нападавших птиц руками.

– Глаза береги! – крикнул мне Евграфов, улучив момент, когда птицы ослабили свои атаки. – На остальное – не обращай внимания.

К счастью, чем ближе становилась вода, тем меньшее раздражение чаек мы вызывали. На самых нижних уступах чайки вовсе не делали своих гнезд, а только бродили по берегу или ныряли с разлету в волны за рыбой.

Фимку я увидела, когда мы спустились к самой воде, начавшей уже прибывать с ужасающей скоростью. Прямо на глазах вода ползла по моим ногам все выше и выше от щиколотки к коленями…

– Фимка! – крикнула я, устремляясь к лежащему уже в воде Шаблину. – Как ты?

Он посмотрел на меня совершенно бессмысленным взглядом. На лице были кровоподтеки, под глазом красовался огромный синяк.

– В порядке… – с трудом пробормотал он и выплюнул себе на ладонь сломанный зуб. – Скоты!

– Быстрее! – закричал мне Евграфов. – Мы должны подняться метров на десять, пока вода не прибыла. Сейчас начнутся приливные волны и тут будет мясорубка, нас разобьет о скалы.

Уже по пояс в воде мы вдвоем подхватили Шаблина под руки и затащили на первый из уступов.

– Давай выше! – приказал Евграфов. – Этот тоже под воду уйдет.

– Подожди, я поднимусь повыше, а ты мне подашь его, – сказала я и полезла на следующий уступ.

Мне не видно было, что там, сверху. Следующая вверх площадка, уже не затопляемая приливом, что хорошо было видно по цвету скал, была пошире, и снизу невозможно разглядеть, что на ней творится. Я схватилась за край скалы, чтобы подтянуться наверх, и вдруг почувствовала, как что-то тяжелое прищемило мне пальцы.

Вскрикнув, я сумела выдернуть левую руку, но дикая боль в пальцах правой заставила меня застонать и сжаться в нервный комок. – Сергей! – сдавленно крикнула я. – Помоги!

Словно в ответ, сверху раздался издевательский смех, и крепкая мужская рука, появившись из-за края уступа, схватила меня за руку и потащила наверх.

– Сережа! – завопила я. – Се-ре-жа!

Будто в ответ на мой крик сверху раздалась автоматная очередь, гулким эхом простучавшая по скалам ущелья. Тысячи птиц поднялись ввысь одновременно. Человек, тащивший меня вверх, выдернул меня до половины на уступ скалы и взглянул мне в лицо.

Острый нос и впалые щеки сразу заставили меня вспомнить, при каких обстоятельствах я видела это лицо.

– Краевский! – вскрикнула я. – Ты же убил их, сволочь!

Он смотрел на меня высокомерно, словно на козявку, ползающую у него под ногами. Он что-то сказал, но я ничего не слышала за истошными криками чаек, беснующихся над ущельем. Я только вспомнила его неприятный скрипучий и какой-то мрачный голос, но я и без того знала, что ничего хорошего от него не услышу.