Чингиз Абдуллаев - Третий вариант

— Что вы еще хотите?

— Никогда не говорить моей дочери, чем вы занимаетесь. Вы ей понравились, и мне трудно будет объяснить девочке, что бывают и симпатичные убийцы.

Вот так прямо в лицо и сказала. А я сдержался, только буркнул:

— Обещаю.

Мы еще долго стоим, вглядываясь в беспроглядную темноту.

В Бордо мы прибыли разбитые. Пришлось ехать в туристический центр и выбирать себе нормальную гостиницу, или отель, как любят говорить в Европе. Разместившись в двух номерах, мы принимаем душ, отдыхаем, завтракаем. Попутно выясняем, что городок Лабуэр находится недалеко от озера Бискар-э-Паран, рядом с Бискайским заливом. Названия такие, что язык можно сломать, но места красивые. Чем-то напоминают окрестности моего родного Ленинграда. Хотя, может, так мне только кажется.

Но меня все время смущал этот Лабуэр. Почему такой человек, как Касимов, должен оставаться в маленьком городке? Судя по тому, что я знаю из его биографии, это на него совсем не похоже. И какая вообще может быть связь между Измиром, Парижем, Бордо? Но когда я немного разобрался с картой, стало довольно интересно. Дело в том, что Лабуэр находится как раз на середине автомобильной дороги Бордо — Сан-Себастьян, выходящей к испанской границе. Здесь же, в этом городке, пересечение железнодорожных путей юга Франции, ведущих к границам Испании. Думаете, бывают такие совпадения? Никогда в жизни. Но как мог клочок бумаги оказаться в той швейцарской гостинице, я все-таки не понимаю. Судя по всему, кто-то прислал ему письмо, где упоминал этот самый Лабуэр. А он письмо разорвал, вместо того чтобы сжечь. Надо же, какой рок у этого Касимова — мне удалось разобрать слово «Лабуэр» на клочке бумаги. Хотя, может, это не рок, а просто кара господня, не знаю.

Судя по всему, он выписал свою женщину из Измира, чтобы не оставаться совсем одному. Мне это чувство знакомо. Я долгое время жил в одиночестве в сибирском городке. Иногда хотелось волком выть. Вот он правильно и рассудил: лучше ее к себе выписать. И как все здорово продумал! Ну, кто будет искать ее в Измире, потом в Стамбуле, Париже, Бордо. Если бы не ее ошибка, я бы решил, что Лабуэр — это название блюда или какой-нибудь крем для волос. И никогда бы сюда не приехал.

Днем мы прогуливаемся по Бордо, потом берем автомобиль и едем в Лабуэр. Городок, как я и предполагал, оказывается совсем небольшим. Саша ужасно довольна нашей поездкой, все время хватает меня за нос, трогает мою левую кисть, сокрушаясь, что «она ненастоящая». Лабуэр нам в общем-то понравился, и мы решаем, что завтра переберемся сюда и снимем маленькую квартирку на месяц. Я, правда, хотел снять две квартирки, но этого никак нельзя было делать по соображениям безопасности. Появление столь странной парочки в городе, да еще и снявшей две отдельные квартиры, будет темой для разговоров жителей Лабуэра. А это чревато нашим немедленным провалом, так как Касимов, если он, конечно, живет здесь, сразу поймет, кто и зачем приехал. Поздно ночью я звоню в Москву. И снова почти сразу трубку поднимает «владелец скотобойни».

— Слушаю.

— Звоню, как договорились, — докладываю я. — Приехали во Францию. Пока ничего конкретного нет.

А слышимость такая, будто он рядом. Если бы я сам ему не звонил, был бы уверен, что он сидит в соседней комнате.

— Долго тянете, — брезгливо говорит он, словно я взялся очистить от мусора его подъезд.

— Я работаю, — отвечаю сухо. — Как найду, сразу сообщу вам.

— Помощь не нужна?

— Нет. Я вполне справлюсь.

— А как девочка, работает, старается? — спрашивает он каким-то мерзким, похабным тоном, словно намекая, что я могу еще и получать удовольствие.

— Работает, — отвечаю и сразу отключаюсь, чтобы не наговорить гадостей.

Утром следующего дня мы направляемся в Лабуэр. Квартиру с тремя спальнями находим довольно быстро, почти в самом центре, недалеко от местного католического храма. Квартира большая, светлая, хорошая. Две спальни находятся наверху, на втором этаже. Третья спальня и гостиная — на первом. Конечно, туалеты к каждой спальне, кухня, оборудованная всем необходимым. Когда мы поднимаемся наверх и начинаем осматривать спальные комнаты, Саша заявляет, что одна из них ей очень понравилась и она будет жить в ней. Мы, конечно, соглашаемся. Но представьте себе мое состояние, когда она, осматривая вторую спальню, вдруг удивленно спросила:

— Мама, а почему здесь только одна кровать?

Очевидно, Надежда тоже удивилась:

— Что тебя смущает? Это будет моя спальня.

— А где будет спать дядя Леша? — спрашивает та проказница.

— Внизу, — поясняет мать, — в другой спальне.

— А почему в другой? — не отстает девочка и тут же поясняет свою позицию: — Муж и жена всегда спят в одной спальне. Вы разве не муж и жена?

Представляете? Я чуть не поперхнулся. Осторожно вышел из комнаты, предоставив ее матери самой разбираться с дочерью в этом деликатном вопросе.

Вечером, когда мы уже разместились и я смотрел телевизор, сидя в гостиной на диване, спустилась Надежда. Молча села в кресло перед телевизором. Очевидно, ей было интереснее, чем мне, она ведь знала французский. Вообще-то это удивительное дело — знать другие языки. Чувствуешь, будто в тебе сидят несколько человек: столько людей, сколько языков. Это так здорово — понимать людей других национальностей. И так глупо, что я не учил их в детстве.

Мы долго сидим перед телевизором. Потом она меня спрашивает:

— Те, кого мы ищем, находятся в Лабуэре?

— Да, по-моему, здесь. Не знаю, где точно. Завтра начнем розыски. Нам нужно говорить всем, что приехали из Латвии. Понимаешь? Из Латвии.

К этому времени мы уже перешли на «ты». Это получилось как-то незаметно, само собой.

— Ты осознаешь, что с нами ребенок?

— При чем тут девочка?

— Она все видит и многое понимает. Если ты сам… словом, если ты решишься пойти на убийство, она может это почувствовать. Дети в таких случаях очень чувствительны.

— Нет, — отвечаю, — самому мне убивать никого не нужно. Просто я позвоню в Москву.

Но она смотрит на меня таким взглядом, словно я уже убил кого-то на глазах ее дочери. Потом встает и уходит к себе.

Ночью я иду в ванную. Снимаю свою левую кисть, положив ее рядом, долго смотрю на культю. Почему все так получилось? Как я радовался, когда у нас родился мальчик. Казалось, все будет хорошо. Будь проклят Афганистан, будь прокляты все войны на свете. Разве я хотел быть таким. Таким! Вот с этим изуродованным обрубком руки. Я сижу в ванне и вдруг чувствую, что сейчас заплачу. Просто разревусь, как голый болван. Ведь все могло быть совсем иначе. И такая девочка, как Саша, могла быть моей дочерью. А такая, как Надя, — моей женой.