Андрей Костин - Смертельная комбинация

Резкий звонок в дверь. Женщина идет открывать, и почти тут же в комнату врывается толстяк, он весь раскраснелся и размахивает зажатым в кулаке карманным фонарем.

— Это обман, это провокация, — сквозь одышку выкрикивает он, — нет там никого на этаже…

— Как нет? — спрашиваю я и поеживаюсь, словно от холода.

…Потом мы идем на лестницу, следом за толстяком, и луч фонарика прыгает по серым ступеням. Вот первый поворот, второй, здесь перила погнуты, луч фонарика прыгает дальше, пока, наконец, не скользит по кафельным плиткам.

Ничего.

Только мой коробок там, где раньше лежала синяя опухшая рука…

Свет фонарика бьет мне в лицо.

— А ну, уберите, — говорю я толстяку.

— Молодой человек, — советует он вкрадчиво, — вам надо показаться специалисту.

Я стою, как оплеванный.

— Это что, был розыгрыш? — голос зеленоглазой женщины резкий от сдерживаемого раздражения.

— Не думаю, — возражает громила, — не думаю, чтобы человек, впервые приехавший в наш город, решился бы на такое.

Толкаясь в дверях, все выходят на улицу. Я выхожу последним. Мне кажется, что черный подъезд смотрит в спину. Сначала уезжает толстяк, сердито хлопнув дверцей. Тут Алик вспоминает, что аккумуляторы сели, а ехать нам за город, где находится гостиница, принадлежащая комбинату. Он не хочет рисковать.

— Я довезу москвича, — вдруг предлагает Копылов, — мне ведь все равно в ту сторону.

— Попробую завести, — говорит Алик, — и дотянуть до гаража.

— Помочь? — предлагает громила.

— Не надо, справлюсь как-нибудь.

Зеленоглазая женщина не стала ждать, пока мы разберемся, и ушла. Я сажусь в «Жигуленок», и тут мне приходит в голову, что моя сумка осталась в багажнике комбинатовской машины. Хорош бы я был.

Мы идем через двор, мимо пустых помойных ящиков, к подворотне.

— Эх, — Алик проводит ладонью по крылу «Волги», — оставить бы ее здесь и домой, — достает из кармана ключи и протягивает мне. — Если не заведу, так и сделаю.

Я копаюсь с замком багажника, наконец, открываю.

— Смотри, — говорит вдруг мой спутник, — вон, фургон стоит.

— Разве? — поднимаю голову: на другой стороне улицы припаркован фургон с погашенными огнями, вроде тех, что перевозят мусор… А сам в это время вслепую ищу в багажнике сумку. — Пусть себе стоит, нам-то что?

— Может, он на буксир возьмет? До гаража? А то разденут машину, а спросят с меня.

— Ну он же пустой стоит. — я, наконец, нащупал бок сумки, — кто тебя подцеплять будет?

— Нет, там водила. Я видел огонек от сигареты, — упорствует Алик.

— Тогда пойди и попроси, — я захлопываю багажник и открываю салон взять сигареты.

— Вот и пойду… — он переходит через улицу и нагло стучит по капоту фургона.

Я стою, держась рукой за открытую дверцу, и наблюдаю за ним. Кажется, там и вправду за стеклом мелькает красный уголек. Он стучит снова.

— Т-тебе чего? — дверь кабины открывается, и высовывается парень. — Ох-хренел?

— Подцепи до гаража, — Алик оборачивается и показывает пальцем на нашу «Волгу». — Аккумуляторы сели.

— П-пошел ты, — заикаясь, предлагает парень, — вместе с-со своими ак-кумуляторами.

Захлопывает дверцу, заводит мотор и трогается с места. Алик еле успел отскочить, а то бы он проехал по нему, как по бездомной кошке.

— Вот сволочь, — констатирует Алик, — я бы ему заплатил.

Чтобы он не увидел, как я улыбаюсь, наклоняю голову, а потом через открытую переднюю дверцу лезу в салон, где на заднем сиденье лежат мои сигареты. В это время под коленкой чувствую что-то твердое. Оказывается, зажигалка — массивная и самодельная. Но сделана классно, приятно в руках держать.

Кажется, директор прикуривал от этой зажигалки.

— Что это у тебя? — спрашивает Алик, пока я в темноте разглядываю находку.

— Вот, — показываю я, — надо будет отдать в милицию, вроде, она золотая.

— Давай сюда, — Алик протягивает руку, — я сам отдам.

Но по глазам вижу — врет. Тем более если она золотая.

— Вот уж нет, — говорю я, — ты пьяный, потеряешь еще.

По-моему, он обиделся.

…Вид на комбинатовскую гостиницу открылся мне сквозь густую зелень лип. Двухэтажное здание, вроде бывший барский дом. Колонны у входа, полукруглые балконы, эркеры на втором этаже, сводчатые окна…

— Мы здесь только серьезных людей принимаем, — сообщил Копылов по дороге. — Есть, правда, еще так называемый охотничий домик, но он сейчас на ремонте. Да и далеко от города. Так что повезло вам. Все удобства, а машина в два счета отвезет на комбинат. Тут сейчас кроме вас западногерманский немец с переводчиком живут, вместе с ними утром до комбината доберетесь.

Насчет везения я начал сомневаться, пока мы ждали у дверей минут десять, прежде чем их открыли. Наверное, здешняя дежурная поспать была не дурочка.

Внутри оказалось неплохо. Мебель мягкая и пушистая, по ней так и хочется провести ладонью.

— Вот мой телефон., - сказал Копылов на прощанье. — Звоните, если что. Я — сотрудник аппарата городской администрации.

Я взял листок и сунул в карман. Всю жизнь мечтал познакомиться с «сотрудником аппарата.

Комнату мне отвели на первом этаже, в конце коридора. дежурная администраторша, которая дала мне ключи, почему-то выглядела взволнованной. Это не могло скрыть выражение усталости на ее лице.

Ничего так не удручает, как усталая женщина. Это противоестественно.

Свет скоро всюду погасили, и дом затих. Наверное, только мое окно светилось в ночи. Я еще немного почитал перед сном. Я люблю почитать перед сном.

За окном шелестела листва, ветер волнами пробегал по листьям, вкрадчивый, словно шепот…

Был третий час ночи. В парке закричала ночная птица. Пронзительно и безумно. Я погасил свет и некоторое время лежал в темноте с открытыми глазами. Парк продолжал перешептываться — это деревья качали ветками.

И шуршала трава, словно кто-то подкрадывался к дому.

Стало не по себе, я поднялся, прикрыл окно и задернул штору. Птица закричала снова где-то совсем рядом. Она кричала почти человеческим голосом.

Я невольно вглядывался в темноту, и вот уже, кажется, зашевелилась одежда на стуле, скрипнула половица в углу, дрогнула штора…

За окном было светлее, чем в комнате, и полоска между шторами становилась то уже, то шире — сквозняк играл занавесками через неплотно прикрытое окно.

И тут я делаю одно неприятное открытие. За окном двигались тени.

Снова встать, закрыть окно на шпингалет? Но уже стукнула рама, окно распахнулось, ночной воздух ворвался в комнату, а вместе с ним тихо вполз кошмар…

Я увидел руку. Широкую, короткопалую руку, точь-в-точь такую, что тянулась к пачке сигарет на приборном щитке, когда мы ехали от вокзала. Темное пятно татуировки там, где на руке директора скалилась кошачья морда.