Вячеслав антонов - курьер.ru

— А зачем это Патриции? — Андрей снова вернулся к тому, что больше всего занимало его мысли. — Зачем вообще она развивает свою силу?

— Полагаю, она сама тебе скажет. Я не спрашиваю своих учеников, почему они приходят ко мне. Просто выбираю и учу тех, кто может учиться.

— Элизабет тоже ваша ученица?

— Нет. Она хотела, специально из Америки приехала. Но эта женщина не годится в ученики. Во всяком случае, в мои ученики.

— Почему?

— В ней нет пустоты. Она переполнена знаниями. Что ни скажешь, все знает. Чтобы получать новое, нужно опустошить себя, отказавшись от старого. А она не может.

— Как становятся учениками?

— Как всегда — «здесь и сейчас». Когда ученик готов, учитель всегда появится. Прямо здесь и прямо сейчас, — повторил китаец.

Над ватным слоем облаков раскинулось утреннее небо. Некоторые облака вздымались бугристыми грибами, лишь немного не достигая пути самолета. Показалась маленькая серебристая точка — авиалайнер, идущий встречным курсом. Он стремительно пересек видимый круг неба, оставив за собой тающую белую полоску.

— Скажите, Ши-фу, вы даос?

Шинкарев сам не заметил, как стал называть китайца Мастером — Ши-фу.

— Что значит «даос»? — спросил тот.

— Тот, кто следует Дао.

— Каждый следует своему Дао. Своему Пути. Ты тоже.

— Но для вас это Учение.

— Разве здесь нужно Учение? Как сказал триста лет назад Юань Хундао: «Все люди изначально имеют мудрость трех учений. Есть, когда голоден, спать, когда устал — вот даосское «сбережение жизни». Быть вежливым в общении, не впадать в суету — вот конфуцианский «ритуал». Отзываться, когда окликнут, идти, куда поведут — вот буддийская «непривязанность». Истина в нас самих, нужно ли искать ее на стороне?»

— Но есть же даосы?

— Есть «настоящие люди» — «чжэнь жень». Если хочешь, называй меня даосом, почему нет? Но ты спросил не просто так.

— Да, вы правы. Я слышал о даосских сексуальных техниках...

— Что ж, есть и такие. Хочешь узнать о них? — без всякой усмешки спросил китаец.

— Не о них, — покачал головой Шинкарев, — о Патриции.

Он сделал попытку продолжить разговор, начатый им на яхте.

— Да, о Патриции. Она ведь ваша ученица. Вы и этому ее учили?

— Не слишком деликатный вопрос. Тебе не кажется? Да, я многому ее учил. Как писал Ли Юй, умение красавицы быть очаровательной сродни «искусству Дао»: «Умная женщина каждое утро обозревает небеса и укладывает волосы по подобию облаков. Так она может меняться, никогда не достигая предела своих превращений». А ведь дорога к собственному пределу суть приближение к Великому пределу, или тайцзи...

— Извините, что-то не сходится.

— Не сходится? — удивился Ши-фу.

— Именно. Когда мы с ней были близки, — вы понимаете, о чем я говорю, — я не заметил, что она...

— Что?

— Ну... Скажем так, что она умеет что-то особенное... Необычное.

— Гм-м... Вот, значит, как... Даже и не знаю, что сказать. Ты занимаешься медитацией?

— Так, через пень-колоду.

— Испытал ты что-нибудь необычное во время занятий?

— Не знаю, считать ли это необычным. Несколько раз у меня были «выходы».

— Куда именно?

— В какое-то пустое пространство. То ли просто темное, то ли заполненное какими-то дымными клубами, трудно сказать.

— Вот! — поднял палец Ши-фу. — Видишь! Таков уровень твоей «просветленности», ясности и чистоты твоего сознания. Темный туман. Дымные клубы. Так чего же ты хочешь от женщины? Каков ты, такая и она.

— Ясно. Спасибо, Мастер.

Пассажиры, сидевшие на солнечной стороне лайнера, опустили на иллюминаторах затемняющие щитки. В салоне стоял смутно-золотистый полумрак, переходящий в холодный голубой свет, который лился с теневой стороны. Самолет начал снижение, над кабиной загорелась предупреждающая надпись. Раненая рука мешала китайцу пристегнуть ремень, Шинкарев помог.

Облака рассеялись, самолет быстро прошел сквозь их разреженные полосы. Внизу до горизонта раскинулось море; кое-где по нему скользили тени облаков. На подлетном курсе, на границе моря и пестрой суши, из туманно-голубой дымки появилась группа небоскребов, которые становились все рельефнее, все разнообразнее в своих очертаниях. Между скоплениями зданий извивалась лента коричневой реки Хуанг-Пу, заполненной большими и малыми судами.

— Шанхай, — сказал китаец. — Ты был здесь?

— Нет.

— Вот и побываешь.

— Я что, выхожу? С вами?

— Выходишь, но не со мной. На поле и в аэропорту ко мне не приближайся. Иди в зал ожидания, тебя встретит Чен. Покажет Шанхай, Сучжоу и монастырь Шаолинь.

— Спасибо... но почему?

— Ты спросил, как становятся учениками. Я сказал — «здесь и сейчас». Так что? — Китаец пристально посмотрел в глаза Андрею.

— Сэ, Ши-фу! Спасибо, Мастер! — чуть склонил голову тот.

Посвящение состоялось — русский курьер Андрей Николаевич Шинкарев стал учеником китайского Мастера.

Потом был раскаленный, окутанный смогом Шанхай, а за ним — город императорских парков, «благословенный» Сучжоу. Перелет в Пекин, и там знаменитая площадь Тяньанмэнь, или «Ворота небесного спокойствия», — просторная, вымощенная квадратными светло-серыми плитами. Сами ворота массивные, розовато-красные, с портретом председателя Мао под свесом черепичной кровли. Из Пекина — одиннадцать часов на поезде до города Чжень-Чжоу, затем местный поезд до деревушки Дэнфен. Автобус, ползущий по горной дороге, обсаженной каштанами. И наконец, стена серого камня, массивные темные ворота, над ними три иероглифа: «Шао-Линь-Сы»—Шаолиньский монастырь, или «Обитель Молодого леса»...

Тот суточный путь — от моря до авиабазы — был ли он «приемным экзаменом»? Вступительным испытанием ученика? Кто знает...

А кто знает? — да кому надо, тот и знает!

Знает, да не скажет...

В Шанхае зной накалял улочку старого города — узкий коридор между плотно стоящими домами, на стенах которых, из-под осыпавшейся серой штукатурки, виднелся темно-красный кирпич. На каменных плитках лежали пятна жаркого солнца и зубчатые полосы теней, падающих от черепичных карнизов. Стояли ящики с овощами, лавировал велосипедист; важно переваливаясь, шли куда-то толстые желтоносые утки. Пропустив уток, по улочке двинулась пара — скромно одетый пожилой китаец и с ним под руку молодая европейская женщина. Завернув за угол, они вошли в небольшую калитку, прорезанную в глухой высокой стене.

Во дворе их уже ждали — там собралась группа китайских мужчин с черными повязками на головах. Чена среди них не было. Недовольно поискав его глазами, Ши-фу подтолкнул Патрицию к дому. Через несколько минут она вышла, одетая в военные брюки, рубашку и кепи с длинным козырьком; на лице черные очки.