Александр Бушков - Антиквар

— Чёрт знает что, — сказал Смолин серьёзно. — Случается иногда такое, но чтобы к вам лезть с таким примитивом… Идиотство полнейшее.

— Вполне с тобой согласен. Во всём этом присутствовал сильный элемент не то что примитива, но порой откровенной дурости, — сказал Шевалье. — Сие касается и Летягина, и этого адвокатишки. Честное слово, как мальчишки, начитавшиеся криминальных романов… Серьёзные люди так дела не проворачивают. Разумеется, серьёзные люди порой как раз и могут притвориться дурачками — но, по моему глубокому убеждению, не в данном случае. Как-никак я пожил достаточно, имею некоторый опыт… Они — натуральные примитивы, не сомневаюсь. Глупейший наезд, без учёта личности подвергшегося давлению, его гипотетических возможностей… Давненько что-то у нас в городе таких глупостей не случалось. Будь они оба сопляками, я бы решил, что мы имеем дело с классическим новым поколением: юные идиоты, по причине нежного возраста опоздавшие к событиям и пытающиеся теперь наверстать упущенное — примитивно, тупо. Им, я слышал, нынче просто-напросто бьют физиономии и пинком отправляют восвояси, не применяя крутых мер…

— Ага, наслышан…

— Но эти-то оба — люди достаточно взрослые, — сказал Шевалье с ноткой тягостного недоумения. — Однако такой детский сад развели, что и сердиться нет особого желания — попросту смешно, и не более того…

— У вас, часом, визитка не сохранилась?

— Вот.

— Музаев Борис Витальевич… — прочитал Смолин вслух. — Никогда не слышал. Впрочем, адвокатов я знаю трёх-четырёх, не более, а их у нас столько… Я её оставлю себе, с вашего позволения? Или вы собираетесь… что-нибудь прояснить?

Шевалье брезгливо поморщился:

— Ни в коей степени. Как будто нечем мне заниматься… Вряд ли эти клоуны смогут меня подловить на чём-то во второй раз, а значит, и думать о них больше не стоит. Меня, правда, беспокоит, что они и на тебя нацелились…

— Ну, я в аналогичном положении, — сказал Смолин. — Меня сейчас просто-напросто не на чём подловить. Вы подобрали чертовски удачное определение, Шевалье. Клоуны. То, что сейчас происходит, хоть и является немного опасным, всё же, по большому счёту, носит признаки дурной клоунады… Это тоже есть. Хотя… — он посерьёзнел. — Нельзя исключать, что за этими клоунами числится уже один покойник…

— То есть?

— Честное слово, у меня ещё нет стопроцентной уверенности, — сказал Смолин. — Я вам обязательно расскажу, когда будет ясность, но пока… Вообще-то и дурной клоун может убить, дело, в принципе, нехитрое… Я бы выразился несколько иначе: происходящее совмещает в себе признаки как некоторой опасности, так и дурной клоунады… Так оно будет вернее…

— Но у тебя-то всё нормально?

— Абсолютно, — сказал Смолин. — Своего парнишку я в конце концов вытащу, толковый парнишка, верный, не годится его бросать. Да и у остальных всё кончится благополучно — первый раз, что ли? Случалось и похуже. Вот только нервы помотают изрядно и торговлю определёнными вещами на какое-то время приведут в расстроенное состояние… недотёпы хреновы…

— Если понадобится помощь… Или ты снова откажешься?

Смолин поднял голову и широко улыбнулся:

— Сейчас — нет. Потому что это, строго говоря, будет не помощь, а совместные действия. Коли уж и вы ненадолго оказались в том же самом положении…

— Тонкая у тебя натура…

— Да где там, — сказал Смолин. — На манер кирпича, какие там тонкости… Знаете, чем вы чертовски мне бы помогли? Назвавши имя того, кто вам наган продал.

— Нет уж, голубчик, извини, — развёл руками Шевалье. — Принципы — они и есть принципы…

— Понятно, — сказал Смолин, вставая. — Я к вам обязательно обращусь, если почувствую, что не справляюсь сам…

Уже на улице он вновь подумал, что ошибиться не мог: именно два месяца назад, именно девятьсот десятого года наган, с клеймом именно Сестрорецкого оружейного. Подобные игрушки — вещь редкая, маловероятно, чтобы таких в одной точке пространства-времени сошлось сразу два…

У Врубеля этот наган лежал на столе в задней комнатке — и Смолин, как многие бы на его месте, тут же взял со стола, побаловался, спросил цену. И Врубель, разводя руками, посетовал, что ствол уже обещан серьёзному клиенту, так что переиграть ничего нельзя. Дело святое, в таких случаях не настаивают… Смолин удалился ни с чем. Так что же, тот самый?

Минут десять он торчал у первых ступенек эстакады — а потом, когда показался медленно ползущий поезд, неторопливо на неё поднялся. Он рассчитал всё правильно: десятый вагон остановился так, что виден был прекрасно — вслед за девятым, который под эстакадой наполовину и оказался.

Вскоре с подножки спрыгнул и Вова Багдасарян, весь в белом за исключением синей бейсболки. Несмотря на фамилию, он ничуть не напоминал классического кавказского человека — поскольку происхождения был славяно-иудейского, а фамилию взял жены, что, как известно, законом не запрещено, наоборот, вполне даже допускается. Иногда такие манипуляции проделывать полезно: вот уже восемь лет, как господин Багдасарян нимало не отягощён давними хлопотами, каковые могли бы относиться к обладателю прежней фамилии Бирюков…

Вова и не подумал оглядываться в поисках встречающих — с самого начала было договорено, что вящей конспирации ради Смолин не будет идиллически торчать на перроне, а встретятся они возле машины. Он подхватил бежевого цвета сумку, не слишком и туго набитую, закинул её на плечо, целеустремлённо двинулся к одной из будочек, откуда подземные переходы вели в здание вокзала…

И тут же вокруг него возникла нестандартная суета — трое в штатском, как чёртики из коробочки, с трёх сторон сомкнули кольцо, один взял за локоть, другой предъявил нечто ужасно похожее на красную книжечку… Перекинулись парой фраз, теперь за оба локтя держат… и вскоре же Вова с поскучневшим, унылым лицом скрылся в будочке, бдительно сжатый с двух сторон крепенькими парнишками в цивильном, а третий шагал сзади опять-таки на близкой дистанции… Сгорел Багдасарян…

Смолин всё это время так и стоял на эстакаде, не привлекая внимания — не заламывать же руки мелодраматическими жестами? Он только посерьёзнел лицом, стиснул зубы, чувствуя себя чрезвычайно мерзко: с этой стороны он никак не ожидал поганых сюрпризов… В голове у него отчаянно пытались слиться в единое целое некие смутные, нечёткие версии, которые ещё не удалось отшлифовать…

Поскольку делать здесь более было совершенно нечего, он походочкой никуда не спешащего человека стал спускаться, держа длинную трость так, чтобы она не задевала ступеньки. Пару раз на него косились, конечно — к стандартным клюшкам из аптеки Россия-матушка привыкла, а вот фасонные трости носить разучилась. Ладно, чёрт с ними — бережёного бог бережёт.