Александр Бушков - Антиквар

Следовало и самому убираться отсюда побыстрее: на вокзале милиции достаточно, могут в конце концов проверить, по какому поводу на сей раз в парке поднялся хай вселенский — и доказывай потом, что это не ты с предосудительным холодным оружием накинулся зверски на трёх мирных граждан, которые мирно рассуждали под сосенками о теории относительности и загадках планеты Меркурий… Хрен отмажешься…

Сноровисто вбросив клинок в ножны-трость — он там сам защёлкнулся, — Смолин кенгурячьим прыжком сорвался с места, уже не глядя на повергнутых в шок и страдания противников, пробежал метров тридцать, пока за последними деревьями не показался бетонный забор, перекрёсток со светофором и самый настоящий паровоз, получивший вечную стоянку на постаменте. Оглядев себя и убедившись, что крови нигде нет, он вышел на асфальтированную дорожку уже спокойно, мирно — солидный человек средних лет, неспешно направляющийся к вокзалу, чуточку прихрамывает, опираясь на трость (инвалид вызывает сочувствие, главное, прихрамывать именно чуть-чуть, не перегибая). Никто и внимания не обратил…

Добравшись до своего «паджерика», он тщательно протёр трость платком и сунул её под коврики перед задним сиденьем (подвозил мужика по доброте душевной, начальник, он, надо полагать, вещичку и оставил, знать её не знаю, видеть не видел, проверьте на отпечатки, а как же…). Закурил и минут десять наблюдал за парком.

Обормоты оттуда так и не показались — а также незаметно было, чтобы в ту сторону проследовали милицейские наряды. Ну да, будут торчать там, унимая кровь, прикидывая, как жить дальше и как убраться, не привлекая излишнего внимания… И чёрт с ними. Вряд ли они побегут вон в то симпатичное двухэтажное зданьице, милицейскую резиденцию, жаловаться, что их, болезных, покалечил без всякого повода злой бандюга. Скорее уж постараются доложиться тому, кто их послал…

А вот вам и ещё ниточка! За ними ж можно последить…

Увы, Смолин был один-одинёшенек и не мог разорваться — а парк даже в нынешнем своём виде был чертовски обширен, так что парни имели массу возможностей убраться оттуда, так и не попавшись ему на глаза. Он добросовестно просидел в машине ещё полчаса, но незадачливых налётчиков так и не увидел.

В конце концов плюнул, включил зажигание и принялся медленно выруливать на улицу.

Глава 7

АХ, ВЕРНИСАЖ, АХ, ВЕРНИСАЖ…

Сделав энергичный протестующий жест, Смолин решительно сказал:

— И не уговаривай, я за рулём… Газировочку, пожалуй, выпью…

— Стареешь? — усмехнулся Равиль.

— А то ты — нет, — хмыкнул Смолин.

— Я имею в виду, правила соблюдаешь скрупулёзно…

— Пожалуй, — сказал Смолин. — Пожалуй что, признак маячащей на горизонте старости — это как раз возросшая тяга к соблюдению правил и законов… Твоё здоровье!

Он чокнулся кружкой со швепсом с Равилевой чарочкой с коньячком, и они выпили каждый своё. Посидели, помолчали. Потом Смолин, мечтательно закатив глаза, продекламировал:

— Вот именно, старость… А помнишь, Верещагин, как ты меня по барханам гонял?

— Да ну, не преувеличивай, Абдулла, — в тон ему усмехнулся Равиль. — Какие погони в те детские времена… Ты ко мне сам пришёл…

— По повесточке, — уточнил Смолин, ухмыляясь.

— Какая разница? Не было ни погонь, ни перестрелок. Сам пришёл…

— Ага. И ты меня посадил.

— А чего же ты хотел, братец? — серьёзно сказал Равиль. — Была конкретная статья и конкретные деяния, под неё как нельзя лучше подпадающие…

— Но сейчас-то про эти статьи смешно и вспомнить…

— Но тогда-то они были, Вася… Ты их нарушил, я тебя посадил. Диалектика природы. Сейчас, конечно, можешь позлорадствовать над ментом, проигравшим по большому счёту… Злорадствуешь?

— Верь, не верь — ни капельки, — сказал Смолин. — Просто порой обидно, что мы с тобой зря угробили столько времени и нервов. Оказалось ведь — зря…

— А я вот не считаю, что — зря, — упрямо сказал Равиль.

Бог ты мой, ровнёхонько тридцать лет прошло с тех пор, как Вася Смолин сидел перед своим ровесником с комсомольским значочком, крайне неприязненно на него взиравшим. Правильным комсомольцем был товарищ лейтенант Латыпов, убеждённым… и ментом, между прочим, правильным, не дешёвым и не пакостным. Лично к нему Смолин никогда ни малейшей неприязни не испытывал. Вот только с тех пор много воды утекло, бывший комсомолец выше подполковника не вскарабкался и был, по достоверным слухам, с превеликой радостью выпихнут на пенсию, едва выслужил положенный стаж, как раз оттого, что плохо вписывался в новые веяния. И раздался, и полысел малость, и пашет себе в своём невеликом охранном агентстве, звёзд с неба не хватая и капиталов не накопивши. Не бог весть что. По большому счёту, подумал Смолин, это не я выиграл, а мы оба проиграли. Пожалуй, Равиль, конечно, испытал нечто напоминающее крах идеалов — ведь многие статьи УК, за соблюдением коих он следил ревностно, прахом улетучились, а разве это не проигрыш? Но и я, раб божий, обшитый кожей, не могу особыми триумфами похвастаться. Пашу себе помаленечку, законы нарушая умеренно, не попадаясь более, а разве это победа? Это всё как-то по-другому называется, то, что с нами обоими произошло…

— Что загрустил? — спросил Равиль.

— Да так, — сказал Смолин. — Вспомнил, какие мы были молодые и дурные… У тебя жена-дети как, всё нормально?

— Да без хлопот. А у тебя?

— Дочка — красавица, — сказал Смолин. — Внучка очаровательная.

— У меня — две.

— Полная и законченная икебана, — сказал Смолин. — Теперь нам с тобой самое время обсудить боли в суставах и колотьё в спине, а? Будем полное и законченное старичьё… Равиль…

— А?

— Узнал чего-нибудь?

— Насчёт чего?

— Не дуркуй. Насчёт кого.

На лице отставного следака обозначилась не то чтобы мука или тоска, но определённые признаки лёгкого душевного раздрая. Что подозрения Смолина только подтверждало…

— Ну скажи ты по-честному, а? — попросил Смолин мягко. — Я понимаю: честь мундира, каста и всё такое прочее. Я тебя, мусор старый, между прочим, давно и всерьёз уважаю как раз за то, что тебе сейчас больно. Серьёзно. Правильный вор всегда уважает правильного мента… Я, правда, по понятиям не вор в прекрасно нам обоим знакомом смысле этого слова, а ты давно на пенсии, но какая разница? И только не трынди ты мне, пожалуйста, будто считаешь, что оборотень в погонах — это тоже каста. Сука это, а не каста… Я не прав?

Равиль смотрел в пол, хмуря лоб.

— Крепко допекло? — спросил он, не поднимая глаз.

— Да не то чтобы очень, — сказал Смолин. — Но очень важно знать. Ты только кивни, я сам всё пойму, я вроде умный… Майор Летягин — оборотень позорный, который за бабки со стороны заказ возьмёт и не поморщится… А?