Владимир Гриньков - Семь кило баксов

Был второй час ночи, когда они въехали в Лимасол.

– Где вы живете? – спросил Антон.

– В центре. Недалеко от магазина, в котором я работаю.

Сначала они отыскали ее магазин, потом уже добрались до дома.

– Если вы не будете против, – сказал Антон, – я вам завтра позвоню.

Это прозвучало так просто и так естественно, что не могло возникнуть ни малейших сомнений – он даже не пытался напроситься к ней в гости на чай.

– Конечно, я буду ждать, – ответила Полина. – Спасибо вам за сегодняшний вечер.

– Нет, это я должен вас благодарить.

Секундное замешательство. Они не знали, как именно должны расстаться и что друг другу еще сказать.

– Спокойной ночи! – пожелал Антон.

– Спокойной ночи!

Полина вышла из машины. Антон тоже вышел, но не пошел за ней, а остался стоять, смотрел Полине вслед. Она уже дошла до подъезда, как вдруг вспомнила и сказала с шутливой укоризной:

– Антон! Вы ведь обещали рецепт мусакаса!

– Извольте! – отозвался он, не двигаясь с места. – Пять минут в сковороде жарится на подсолнечном или оливковом масле мелко нарезанные лук, чеснок и пропущенные через мясорубку томаты, потом туда добавляется мясной фарш, молотый перец, соль, все это полчаса жарится на сковороде. Один компонент готов. Теперь чистим картофель, а баклажаны нарезаем пластинами толщиной меньше сантиметра и густо солим, чтобы из них ушла горечь, через полчаса соль с пластин снимаем, режем и баклажаны, и картофель на мелкие кубики, перемешиваем и все это поджариваем на сковороде почти до готовности. А дальше все просто. Смазываем керамические горшочки изнутри растительным маслом, половину поджаренных баклажанов и картофеля укладываем в горшочки первым слоем, потом сверху половину фарша с томатами, потом тонкий слой тертого сыра, граммов сто, не больше, потом снова баклажаны с картофелем, а потом завершающий слой – вторую половину фарша.

Оглушенная его тирадой, Полина стояла, не говоря ни слова, а Антон продолжал уверенным тоном человека, знающего толк в кулинарии:

– Остается еще соус «бешамель», это то, чем наш мусакас заливается сверху. Значит, так. Грамм сто сливочного масла растопите в кастрюле, добавьте туда пять-шесть столовых ложек муки, налейте пол-литра молока, только постепенно доливайте, по мере закипания, и помешивайте все время. Ну, соль и перец – это по вкусу. Через минуту снимайте это варево с огня, обязательно его остудите и уже в холодный соус добавьте два или три предварительно взбитых яйца. Все, «бешамель» готов. Разливаете его по горшочкам, горшочки ставите в духовку минут этак на сорок, а когда ваш «бешамель» превратится в этакий омлет и немного зарумянится – можете считать, что он готов. Я надеюсь, вы все запомнили? – сказал Антон с улыбкой.

– Вы удивительный человек, – признала Полина.

Больше ей нечего было сказать.

Они распрощались. Полина поднялась в свою квартиру. Она слышала, как отъехала от дома машина Антона.

В квартире на кровати требовательно верещал позабытый утром мобильник.

– Алло! – сказала Полина.

– Это Звонарева?

Мужской голос. Знакомый голос, но чей?

– Да, – ответила Полина. – Это я.

– Наконец-то! – с облегчением сказал ее собеседник. – Я уже отчаялся до тебя дозвониться. Это Маркелов.

Ах, вот оно что. Товарищ из МУРа. О его существовании Полина уже как-то успела позабыть.

– Ты где сейчас?

– Я? М-м… дома.

– Сможешь ко мне подъехать? Я пришлю за тобой машину.

До нее только сейчас дошло, что он не знает, где Полина находится. Маркелов набрал московский номер ее сотового телефона, а автоматика послушно переадресовала его звонок на Кипр. Для Маркелова Полина сейчас находилась в Москве. А за ней не машину впору посылать, а самолет, да и тот будет лететь от Москвы до Ларнаки долгих три часа.

– Я на Кипре.

– На каком Кипре? – опешил Маркелов.

– Вы позвонили мне на Кипр. Остров такой. В Средиземном море.

– Вот черт! – сказал Маркелов. – Этот технический прогресс когда-нибудь сделает меня калекой! Ладно, ты мне скажи, сколько ты там еще пробудешь?

– Не знаю. Я пока не собираюсь возвращаться.

– А кто из твоих знакомых знает, что ты на Кипре?

– Почти никто.

– «Почти никто» – это кто?

– Моя тетя…

– Она в Москве?

– В Петербурге.

– Когда ты с нею разговаривала в последний раз?

– Неделю назад, наверное.

– Так, хорошо. Кто еще в курсе твоих дел?

– Хеджи. Это мой знакомый.

– Да, я помню. Он остался в Москве?

– Да.

– И он знает, что ты на Кипре?

– Да. А в чем дело?

Полина чувствовала, как стремительно улетучивается из нее ощущение восторженности и счастья.

– Ты знала Бориса? – вопросом на вопрос ответил ей Маркелов.

– Какого Бориса?

– Борис Евгеньевич Червяков, коммерческий директор фирмы твоего отца.

Вот теперь Полина вспомнила.

– Я видела его пару раз…

Вдруг до нее дошло, что Маркелов спросил у нее так: «Ты знала Бориса?» Знала… Знала…

– Что с ним? – Она прищурилась так, будто ее слепил какой-то яркий свет.

Ответ она угадывала наперед, но боялась поверить в свою догадку.

– Он уволился с работы накануне покушения на твоего отца, – сказал Маркелов. – Как будто что-то предчувствовал. А сегодня его нашли убитым. Извини за подробности, но перед смертью его жестоко пытали. Понимаешь, Полина, его смерть связана… со всеми делами… со всей этой историей…

Маркелов запнулся, будто не зная, как ему продолжать, как сказать главное. Но все-таки он сказал:

– Это связано с тобой, Полина. Тебе угрожает опасность. Эти люди, которые пытали Червякова, они ведь деньги искали. Те восемьсот тысяч, о которых мы с тобой говорили.

И получалось, что и к Полине они с расспросами о деньгах еще придут.

Борис Евгеньевич Червяков имел довольно помятый вид. Маркелов смотрел на него и думал о том, что неприятности никого не красят. Еще недавно этот человек был коммерческим директором фирмы с миллионными оборотами, а сегодня его, наверное, останавливает каждый постовой в метро: Червяков небрит, взгляд нервный и бегающий, одежда помятая, и вообще вид у него крайне подозрительный.

– Вы где сейчас? – спросил Маркелов.

Червяков посмотрел на него непонимающе. Он вообще неуверенно себя чувствовал в милицейском кабинете.

– Работаете где? – уточнил свой вопрос Маркелов.

– Пока нигде. Сами знаете, как сейчас с работой.

– Да, устроиться непросто, – подтвердил Маркелов почти сочувственно.

Но по-настоящему он сочувствовать, наверное, не мог, служба не позволяла, служба – это прежде всего, а сантименты – они не для милиции, и Маркелов сразу, безо всякого перехода, переключился на главное: