Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

– Поверните ручку, – предложил Большаков. – Может быть, дверь не заперта.

Так и оказалось. Дверь открылась, обнажив сумрачное нутро дома. Все так же пахло плесенью и пылью.

– Есть кто-нибудь? – крикнул Хургин.

Ему никто не ответил. Большаков подтолкнул доктора вперед и сам вошел следом.

– Произведем осмотр, – сказал он будничным голосом, в котором таилась насмешка.

– А если в доме никого нет?

– Посторожим вещи хозяев. Они нам еще будут благодарны.

Хургин дошел до знакомой двери быстрым шагом и толкнул ее. Дверь поддалась. Старуха была здесь. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Клочья седых волос на ее голове казались бутафорскими.

– Здравствуйте! – громко произнес Хургин.

Стоящий за его спиной Большаков дышал спокойно и размеренно.

Старуха медленно повернула голову и посмотрела на вошедших.

– Я уже был у вас, – сказал Хургин. – Помните? Спрашивал у вас про Аллу. – Показал рукой на стену: – Алла жила там, за стеной. В соседней квартире.

– Алла – хорошая девочка, – сказала старуха.

– Да, – поддержал разговор Хургин. – Очень хорошая. – Быстрым движением достал из кармана снимок – Марина Козлова, ее сестра Алла и маленький мальчик между ними. – Вот она, видите?

Старуха долго смотрела на фотографию, потом ткнула в Аллу старческим сморщенным пальцем:

– Вот Алла.

– Да, – кивнул Хургин, – это Алла. А кого вы еще здесь знаете? Вот эта женщина вам знакома?

Старуха рассматривала снимок. Пауза затягивалась.

– Ну хорошо, – сказал Хургин. – Тогда скажите о мальчике. Как его зовут? Вы помните?

И опять пауза, но на этот раз не столь продолжительная.

– Алешенька, – сказала старуха.

И в прошлый раз она назвала это же самое имя. В тот раз Хургин поправил ее. Теперь он не собирайся повторять свою ошибку.

– Алешенька, – кивнул он доброжелательно, а сердце словно взбесилось и готово было выпрыгнуть из груди. – Он жил здесь, да?

Хургин слышал, как Большаков за его спиной затаил дыхание.

– Да.

– Вместе с Аллой?

– Да.

Старуха отвечала не сразу, а с большой задержкой, и эти паузы казались Хургину невыносимо длинными.

– А кем Алеша приходился Алле?

Пауза. Очень долгая. Хургин догадался наконец, что старуха не поняла вопроса.

– Кто Алеша для Аллы? – спрашивал он терпеливо. – Племянник?

– Сын.

– Сын?

Женщина прикрыла глаза. Она уставала от длинных разговоров, наверное.

– Алеша – сын Аллы?

– Да, – сказала старуха.

– Он жил здесь все время?

– Да.

– Где он сейчас?

Пауза.

– Вы знаете, где живет Алеша?

– Алла умерла, – неожиданно произнесла женщина тихим голосом.

– Да, я знаю. А что стало с Алешей? Его забрал кто-то из родственников?

– Детский дом.

– Он попал в детский дом? – догадался Хургин. – После того, как Алла погибла. Да?

– Да.

Хургин распрямился и теперь мог перевести дух.

– Был этот мальчишка, был! – сказал он Большакову. – Звали Алешей. Она мне и в прошлый мой приезд в Смоленск это имя называла, а я решил, что она оговорилась, что ее подвела память. Никогда здесь Олег Козлов не бывал. Его мать приезжала сюда одна, без сына. И на фотографии этой – не Олег.

– Но почему они так похожи?

– Не знаю. Возможно, в жизни они не так явно друг друга повторяют. Увидим, когда разыщем этого загадочного Алексея. Вот только где его искать?

– А это уже наша забота, – сказал Большаков.

– Думаете, что найдете?

– Ничуть не сомневаюсь. Если он попал в детский дом, то какие-то его следы обязательно обнаружатся.

Алексей носил фамилию своей матери – Горюнов и действительно воспитывался в детском доме. Имя его отца было неизвестно. Все это Большаков выяснил к вечеру того же дня.

Директора детского дома они застали в ее кабинете.

Молодая женщина, едва ли ей больше тридцати. Но держалась очень уверенно и властно.

На всех воспитанников детского дома были заведены личные дела.

«Сохранились ли бумаги Алексея Горюнова? Посмотрим. Когда, кстати, он здесь жил? Лет двадцать назад? Нет, в таком случае ничем нельзя помочь. Бумаги хранятся десять лет. Что дальше? Просто сжигаются, и все».

Хургин поскучнел. Ему показалось, что ниточка оборвалась. Не может судьба радовать все время. Когда-то везенью приходит конец. Большаков с непонятным доктору упрямством продолжал еще задавать какие-то вопросы, но все это было не то.

Хургин уже не участвовал в разговоре, задумчиво скользил взглядом по свежевыкрашенным стенам кабинета. Здесь все изменилось за эти годы – и стены, и люди. «И люди, – вдруг повторил он про себя. – И люди. И люди!!»

– Вы человек здесь новый? – вторгся в разговор Хургин.

Женщина пожала плечами:

– Не совсем. Четыре года работаю.

– А остался кто-то из тех, кто работал здесь прежде? Десять, двадцать лет назад?

– Да, – женщина прикрыла глаза рукой, вспоминая. – Татьяна Тимофеевна. Она сейчас нянечкой работает.

– А прежде?

– Была воспитателем.

– С ней можно переговорить? – быстро спросил Большаков.

– Конечно.

Татьяна Тимофеевна оказалась худенькой низкорослой женщиной. Голова ее была совершенно седой, но глаза смотрели молодо.

– Вы работали воспитателем? – спросил Хургин. – Раньше, несколько лет назад. – Он ожил и теперь снова надеялся.

– Да.

– Вам знакомо такое имя – Алеша Горюнов?

– Да, конечно.

– Вы его хорошо знали? – подключился к разговору Большаков.

– Настолько хорошо, насколько воспитатель может знать своего воспитанника.

Хургин выложил на стол фотографию – Марина, Алла и маленький мальчик с серьезным и строгим взглядом.

– Это он?

– Да, – кивнула Татьяна Тимофеевна.

– Вы не ошибаетесь?

– Нет. У нас есть его фото.

– Неужели сохранилось? – побоялся поверить Хургин.

– Да.

Снимки действительно были. Каждый год все воспитанники детдома фотографировались вместе. Алеша Горюнов почти всегда оказывался где-то с краю. Хургин всматривался в выражение лица мальчика, запечатленного на фотографиях, – взрослея год от года, он сохранял на лице неизменно сосредоточенное выражение.

– Алеша был бойким мальчиком? – спросил Хургин.

– Нет.

– А каким? Расскажите.

– Тихий. Весь в себе. Сторонился сверстников.

– Почему? Его не брали в компанию?

– Мне кажется, что он сам туда не рвался. Ему было лучше одному.

– Много читал? Любил книги?

– Ни да, ни нет.

– Как проводил время?

– Я, наверное, сейчас не вспомню. Он был очень незаметным. Не доставлял хлопот. Понимаете?

– И поэтому о нем нечего вспомнить?

– Да. У воспитателя нелегкая жизнь. Тридцать детей, причем это не обычные дети, не из семьи, а дети брошенные, с нарушенной психикой. С ними очень непросто, всегда много проблем. А Алеша был спокойный. И чем он занимался, я не всегда даже знала.