Сергей Зверев - Бойцы анархии

Мы онемели от ужаса, не могли пошевелиться. Эта штука не имела отношения к мужеству и самообладанию. Это было то, что во много раз приумножало затаенные страхи, брало контроль над мозгом и инстинктами, парализовало, делало беспомощными. Мы могли лишь констатировать. Определенная материальная природа у данного феномена, однако, чувствовалась – он издавал негромкие звуки. Проехал всадник – или что это было… и снова на дороге шевелились тени химеры, похожие на восставших из ада мертвецов. У них имелись руки, ноги, они передвигались так, как передвигались бы люди с нарушенным вестибулярным аппаратом.

– Зомби… в натуре зомби… – урчала Виола. – Вурдалаки, упыри, гордость местного кладбища…

Насчет мертвецов, восставших из могил, – это было, пожалуй, чересчур. Хотя… Сердце покатилось в пятки, я чуть не крякнул от страха (ей-богу бы крякнул, не встань комок поперек горла!) – когда раздался скрип у нас под носом, и нечеткий силуэт перекрыл картину. Организм заледенел от страха. Виола перестала дышать. Кто-то остановился напротив нашего оконца. Возможно, почувствовал посторонний дух (здесь русский дух, здесь Русью пахнет…) или различил шепот… Две ноги перед носом подрагивали, расползались, как пластилиновые, и уже полностью загородили обзор. «Сгинь, нечистая, сгинь», – мысленно просил я. Посыл, как видно, дошел до адресата. Существо предпочло не выяснять, что ему померещилось, и неторопливо двинулось дальше, поскрипывая крошевом. И почему оно не слышало, как колотятся наши сердца?

Я сполз с импровизированного помоста. Ничто не упало, орки не сбежались. Так и умом недолго тронуться. Если хочет, пусть сама наслаждается зрелищем… Меня колотило, я не мог успокоиться. Свернулся кренделем на своей подстилке, засунул автомат между ног – пусть не лучшее лекарство от страха, но хоть какое-то. Через минуту кто-то завозился рядом, шуршали тряпки – Виола меняла место «прописки». Кто бы возражал. Тепло человеческого тела в данную минуту было лучшим из того, на что можно надеяться.

– Только не рычи… – шептала она, мостясь ко мне под бочок. – Страшно, аж жуть… А с тобой не так страшно, хотя никакой ты, на фиг, не защитник…

Я полностью был с ней согласен. Меня тоже частенько приходится защищать. Я обнял ее – дрожащую, напряженную, – прижал к себе.

– Давай-ка уснем.

– Давай, – согласилась она, – все равно больше заняться нечем… Слушай… – она тяжело задышала мне в лицо, – а ты видел то же самое, что видела я?

– Абсолютно…

«Хотя хрен тебя знает, Виола, чего ты там видела», – подумал я.

– Уж за меня не волнуйся, галлюцинациями не страдаю, наркотики, в отличие от некоторых, не принимаю, до белочки еще не допился… Так что спи спокойно, ты видела то же самое, что видел я.

– Успокоил… Слушай, а если мы сейчас уснем, то утром точно проснемся?

Вопрос был архиважный, хотя и глупо звучал. Получить на него точный ответ можно было лишь опытным путем.

Мы проснулись. Утро стартовало феерично. Бледный свет, сочащийся сквозь щели, явственно намекал, что ночь мы пережили. Виолы рядом не было. Стараясь не задумываться, что такое хорошо, а что такое плохо, я приподнялся. Она лежала в стороне, на боку, сладко посапывала, а сзади к ней прилабунился Парамон, беззаботно пуская во сне пузыри и обнимая за плечо. Картинка, мягко говоря, была чудовищной. Она глубоко вздохнула, улыбнулась во сне (нормальной, я бы даже сказал, человечной улыбкой), погладила пальцами обнимающую ее длань, приоткрыла глаза и встретилась со мной взглядом. Улыбнулась наяву (я тоже что-то скорчил), потом до нее стало доходить. Глаза ее сделались большими, испуганными, девица покосилась на то, что ее обнимало, проворно откатилась и уселась на колени.

– Что это? – прохрипела она.

Парамон не проснулся. Сладострастно застонал и повернулся к ней спиной.

– Это Парамон, – сказал я.

– Это ты мне его подсунул? – Она выставилась на меня со злостью. «Отлично, – подумал я, – вернулась прежняя Виола».

– А ты подумай, – сказал я, – как я мог тебе его подсунуть? Давай рассуждать логически. Мое общество тебе сегодня приелось, ты ушла. Проснулся наш четвертый друг – замерзший, одинокий, несчастный, да еще и под банкой, пополз к тебе, не считаясь с преградами… Ты его не обижай. Он глубоко и беззаветно в тебя влюблен.

– О, боже… – Она скрестила ноги, сжала виски. – Послушай… мне ничего сегодня не приснилось?

– Не могу ничем порадовать, – отозвался я. – Что было, то было, авторитетно подтверждаю. Плохой из меня разрушитель легенд. Поздравляю, нас едва не утащили в ад. Но все закончилось благополучно, ночь сменилась днем, теперь нам предстоит повоевать с материальными созданиями. Давай помолимся, что машину не угнали.

Я прогулялся до окон, изучил ситуацию в видимой части «спектра» (ситуация была терпимой и солнечной), принялся расталкивать спящих товарищей. «Золотая рота» стонала, кряхтела, протирала глаза.

– Уже уходим? – блеял коротышка. – Это срочно? Или в рабочем порядке?

– Уже поздно, – отвечал я. – Уходить нужно было до рассвета, а сейчас жарит солнце. К сожалению, уйти до рассвета мы не могли… по причинам, от нас не зависящим.

– Я что-то пропустил? – начал просыпаться коротышка.

– Немного. Захочешь страшную сказку на ночь – с удовольствием расскажу.

На этом самом месте, не сказать, что рядом, но и не за горами, вспыхнула отчаянная стрельба. Подлетел до потолка и заметался Парамон. Мы тоже немного оробели. В Азаргате, примерно в квартале от нашего убежища, шел тяжелый бой. Лаяли наперебой автоматы Калашникова, глухо гавкали помповики, визгливо тявкала техника малой мощности. И все это дело гармонично дополнялось взрывами гранат и падением неустойчивых строительных конструкций.

– Стреляют… – неуверенно заметил Степан.

– Да, мы тоже обратили внимание, – кивнула Виола. – Давайте догадаемся. Две неплохо оснащенные банды, расположенные друг к другу не самым приветливым образом, пытаются выяснить, кто из них круче. Вмешиваться в процесс мы не будем. Чем больше они побьют народу, тем лучше для экологии. А то, что трупы там кладутся пачками, можете не сомневаться… – Она помолчала, прислушиваясь – перестрелка не затихала, плотность огня даже нарастала. – Имеются мысли, Михаил?

– Бледные, – неохотно признался я. – Спешить нам некуда. Пусть воюют – желательно подальше. Можем позавтракать, чуток опохмелиться – разрешаю сделать по несколько глотков, все равно другой жидкости у нас нет…

«И вырываться, когда соперники пойдут зализывать раны», – мысленно завершил я не лишенную спорных моментов идею.

Возможно, это была не самая блестящая мысль, но Виола ее подхватила, заявив, что оставаться в этом подвале на вторую ночь ей как-то не хочется. А ждать у моря погоды – не наш метод. По дороге, ругаясь последними словами, пробежала группа материальных объектов. Кто-то кричал, что нужно обойти «этих живоглотов» со стороны Сухой балки и добить, пока они не вырвались. «Благое дело, – думал я. – Плохие парни истребляют друг друга, поставлять резервы им неоткуда, и рано или поздно их количество на душу населения резко сократится, а влияние на жизнь в Каратае – ослабнет. И появится что-то новое. Не в этом ли одна из отправных точек эксперимента?»