Леонид Влодавец - Вист втемную

— Бросай «пушку»! — медведем взревел Паваротти, рассчитывая, что второй «пацан» — то есть Лизка — от одного крика выронит оружие. К тому же с койки вскочил огромный мохнатый Форафон, который даже в трусах напоминал первобытного человека, а то и некое переходное существо, близкое к питекантропу. Такое чудище на кого хошь страху нагонит. Так что Паваротти казалось, будто маленький пацаненок сейчас не только пистолет бросит, но и в штаны написает. Только вот он не угадал!

Лизка, конечно, жутко испугалась и даже глаза зажмурила, но спуск «глока» все-таки нажала. И хотя с первого раза пистолет не пальнул, второе нажатие завершилось оглушительным — так самой Лизке показалось! — грохотом выстрела и диким ревом Паваротти, которому мощная «парабеллумовская» пуля вонзилась в брюхо, по пути провернув дыры во внутренностях, и шибанула в позвоночник.

Полина где-то под одеялом испуганно взвизгнула, Лизка тоже заорала с перепугу, но пистолет не бросила и еще раз выпалила в Паваротти, на сей раз угодив куда-то в плечо. Детину снесло с ног, он спиной рухнул на стол и опрокинул его прямо под ноги Форафону, который собирался было подхватить с пола пистолет, выбитый у Тарана. «Питекантропу» его стокилограммовая масса не позволила вовремя притормозить. Шарарах! — Форафон запнулся за перевернутый стол и грохнулся, полетев башкой вперед, в сторону Лизки, которая опять нажала на спуск — и опять зажмурившись. Бац! — низко скошенный лоб Форафона украсился 9-миллиметровой дыркой, а мозги с кровью долетели аж до его кровати. На некоторое время установилась тишина, которую нарушал только тихий вой Полины под одеялом и отчаянный лай собак у крыльца. Ошеломленная Лизка, трясясь как осиновый лист, отшатнулась к стене и осела на пол. Ноги ее уже не держали.

В это самое время Таран пришел в себя, выпутался из свитера и увидел всю эту веселую картинку. Голова у него немного гудела, но соображать не разучилась. Он поскорее схватил с пола свой пистолет, отобрал «глок» у Лизки, чтоб она еще куда-нибудь не пальнула, и выволок ее из комнаты. У девчонки зуб на зуб не попадал, а ноги еле переступали и подгибались.

— Очнись! — Таран встряхнул ее за плечики. — Приди в себя, нам мотать отсюда надо!

Юрка сознавал, что тут, в загородной тишине, несколько пистолетных выстрелов даже внутри деревянного дома будут хорошо слышны. Кто его знает, может, здешние братки компактно проживают. Да и в милицию какие-нибудь бесстрашные могут позвонить… Или даже в самом поселке какой-нибудь опорный пункт имеется.

— Ой, а где Муська? — очень своевременно вспомнила Лизка.

Таран хотел было выругаться покрепче, но при ребенке не стал. К тому же это принесло кое-какую пользу. Лизка разом вышла из шока и сунулась на печку. Муська, слава богу, никуда не убегала, а сжалась в комочек и сидела за трубой. Лизка на какое-то время позабыла о том, что натворила, и вся перелилась в нежность. Запихнула тощую кошку в рюкзачок, надела на грудь, запахнула куртку, выставив из-под нее усатую Муськину мордашку, и поцеловала кошку в лобик.

Таран в это время зашнуровывал ботинки, поглядывая на двор через застекленные рамы терраски. Собаки так и заходились в лае у запертой двери, царапали ее лапами. Теперь они представляли главную проблему, которую надо было решить.

Конечно, можно было просто-напросто приоткрыть дверь и шарахнуть по псам из пистолета — чего теперь стесняться, когда уже людей поубивали? Но Юрка вовсе не был уверен, что сумеет завалить обеих овчарок прежде, чем они вцепятся ему в горло или хотя бы в руку. Он хорошо помнил, как летом на ферме у Душина эти домашние волчары порвали одного из братков Седого. Тот одного пса успел застрелить, а два остальных его за малым не разорвали, если б Алексей Иваныч, царствие ему небесное, их не отогнал. Здесь собак было только две, но Таран отчетливо понимал, что ему и одного клыкастого хватит, если хорошо вцепится. К тому же для того, чтоб в них выпалить, надо было отворить дверь, ведущую на крыльцо. Хрен его знает, сумеет ли Юрка удержать ее? Овчарки зверюги мощные…

Юрка пока решил не рисковать. Подобрал Лизкины валенки и вернулся в кухню, где увидел трогательную сценку. Лизка сидела на стульчике рядом с печкой, нежно обнимая рюкзачок с Муськой, и терлась щеками о розовый носик своей любимицы.

— Я тебя никому не отдам! — бормотала мадемуазель Матюшина, явно не соображая, в каком пространстве-времени находится. — Я всех убью, но тебя не отдам!

Насчет того, что она всех убьет, Таран охотно верил. Гражданин с прорубленным лбом, оставшийся у Лизки на квартире, и Форафон с вышибленными мозгами сомнений не вызывали.

Паваротти, однако, еще дышал и даже испускал стоны. У Юрки промелькнула идея: а что, ежели попробовать уговорить его притормозить собачек в обмен на доставку в больницу? Может, он не так уж сильно ранен? Юрка ведь его особо не рассматривал и не приметил, куда ему Лизавета влепила. Таран услышал через открытую дверь и лепет Полины, бормотавшей что-то типа:

— Ой, боже мой, что же будет?!

Юрка поставил валенки около Лизки и приказал:

— Обувайся по-быстрому!

А сам поспешил заглянуть в комнату.

Паваротти били судороги, он дергался и хрипел, у рта пузырилась кровавая пена. С ним было все ясно, даже если б Юрка вдруг возлюбил его, как Христос завещал, и повез в больницу, то хрен довез бы. Так или иначе, задумка насчет того, что этот дядя поможет разобраться с собаками, резко обломилась.

Полина, уже вполне одетая, причитая и шмыгая носом, беспомощно шарила руками по полу, искала свои очки, которые оставила на столе, ложась спать. Таран сразу догадался, что она ищет, и даже разглядел, где лежали эти самые стекляшки. Именно стекляшки, потому что очками это было уже трудно назвать.

— Не ищи, — сказал Таран. — Разбились они.

— Боже мой! — охнула Полина. — Я же без них даже улицу не перейду! У меня минус девять!

— Тогда сиди здесь, — проворчал Юрка. — Тут весь пол в осколках стекла, ногу напорешь. Я тебе сейчас сапоги принесу из сеней…

У него, конечно, зла не хватало на эту Полину. Нашла, блин, убежище! Правда, при ближайшем и непредвзятом рассмотрении выходило, что во всем виноват больше всего он сам. Мужики всего-навсего не выспались — вот правда жизни. А он начал двери ломать, орать, пистолетом угрожать. Пальнул ведь даже, хотя и по пустой бутылке… Явный псих! Ясно, что такого психа ребята хотели просто нейтрализовать. Хотя главным психом был не он, а Лизка. Перестреляла обоих, а теперь с кошкой лижется, будто ничего не произошло… Не, у Тарана точно мозги были не на месте, когда он решил в «почтальона Печкина» сыграть. Теперь разгребывайся…

Он сходил за сапожками Полины, которая дожидалась его, сидя на расхристанной кровати, и подал обувку со словами: