Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

На втором этаже явственно донеслись шаркающие шаги. Выстаивая на площадках и прислушиваясь, кто спускался навстречу, Рикки выждал, пока пролет отстучал под ногами привидения до конца. Выступил вперед. Тремя ступенями выше стоял широкоплечий человек в светлом смокинге. На левой поле — следы крови и две пулевые дырки. Рука с ору­жием в правом кармане оттопыривала правую. Брюки на­ползали на лакированные ботинки. Втянутые щеки, набряк­шие веки, засаленные пряди, свисающие на лоб, сухие припекшиеся губы.

В повадке, с какой встречный изготовился, что-то выда­вало солдата. Солдата с войны. Рикки-ветеран почувствовал эту сноровку.

Прошло долгое-долгое время, возможно, минута, прежде чем Рикки полицейский, опустив глаза, слева, вдоль проржа­вевших перил, обошел сжавшегося пружиной, готового вы­стрелить встречного. Теперь он находился в тылу беглеца, перед которым была, по крайней мере на данный момент, — свобода.

— Прошу вас, очень прошу: скажите, как барышня Тип­парат? — спросил Палавек. Наверное, этот полицейский и стрелял в нее в Ват Дой Сутхеп.

Не оборачиваясь, Рикки сказал:

— В военном госпитале. Я позаботился... исправить по­следствия ваших и ее... безрассудных опрометчивых поступ­ков. Молю Будду, чтобы они не оказались квалифицирован­ными как преступные... Она просила за вас... Только поэтому—уходите! Этажом ниже есть вентиляционное окно. Я вас не видел... Пусть у вас будет единственный шанс...

Не выстрелит он в спину человеку в угоду Цзо. Человеку, который не стал стрелять ни в лицо, ни в спину ему, Рикки.

Парень не промах: выбросил с восьмого этажа труп в своей одежде и противогазе.

Прислушиваясь к затихающему шарканью штиблет, на­верное, на два номера больше нужного, как и костюм, потом к легкому звону разбитого стекла, лейтенант полиции Рикки Пхромчана почувствовал, что почти возрадовался проис­шедшему. Выждав пару минут, он повернул вниз.

Едва вошел в холл, у входа в гостиницу захлопали дверцы автомобилей. Рассыпаясь по вестибюлю, вбежали агенты. Красивая операция, столько блеску и ловкости! Комиссар, вывалившийся из «мерседеса», придерживая фуражку одной рукой, другой — кобуру, динамично, словно перед телекаме­рами, вошел следом. Наверняка поблизости должны поя­виться репортеры. Спросил:

— Были наверху, лейтенант?

— Взглянул на лестницу. Восемь этажей... В моем возра­сте. А мой интерес — снаружи, на асфальте...

— Кто-либо выходил?

— При мне — никто. Не так ли, господин Киви? — сказал лейтенант Рикки Пхромчана, поворачиваясь к обладателю диплома с печатью, напоминавшей коровью лепешку. Тот покачал головой, больше для комиссара. Догадка вдруг рас­ширила глаза чемпиона среди ночных администраторов. Рикки увидел, как страх передался комиссару и разлился бледностью по лицу.

— Желаю удачи, — сказал лейтенант. — Едем, сержант...

«Самое большое через полчаса, — подумал он, — они ри­нутся ловить снова злосчастного парня, помочившегося на весь их муравейник».

...Крутые спуски, изматывающие серпантины, ночные улицы и магистрали городов Так, Накхон Саван и Лопбури — самую тяжелую часть пути огромного автобуса на юг, к Бангкоку, Палавек практически не заметил. Переутомле­ние скосило, и сон походил на изнеможение...

Опять повезло. Гигантский «мерседес» компании «Космос-тур», отходивший от гостиницы «Токио» с опозданием из-за начавшихся маневров на два с половиной часа против расписания, сдвинулся, едва Палавек вошел в него.

В Лопбури, куда водитель, гнавший на скорости больше ста километров, привел автобус до рассвета, Палавек поел и купил одежду попроще на ночной толкучке. Он не сразу надел синюю домотканую рубаху с тесемками вместо пуговиц и светлые шорты. Переждав до остановки в Сарабури, когда до Бангкока оставалось не больше сотни километров, вышел и не вернулся в автобус. Переодевшись, сговорился с такси­стом доехать до порта Самутпракан, минуя столицу по ок­ружной. Чувствовал себя легко и бодро.

Напряжение минувшей недели выдувало влажным ве­терком, влетавшим в окно «тойоты» с рисовых чеков, на которых мужики в соломенных шляпах вышагивали за буй­волами, поднимая, как на параде солдаты, колени над топью чеков. Вцепившись в рукояти плугов, они словно пытались утопить их в светло-коричневой жиже...

Палавек расплатился у доков. За замызганным армоцементным забором стояла, однако, тишина. Не ухали, как обычно, паровые молоты, не дробили клепальные молотки, не шипела сварка. Никаких грузовиков, и около двух кило­метров он тащился вдоль пирамид ящиков, бочек, бревен и мешков, загромождавших проходы к берегу. А оттуда не до­носило ни гудения электромоторов, ни звонков портальных кранов.

В южной части порта, наконец, блеснула желтая поверх­ность реки. Ударила вонь гниющих водорослей. Джонки, сампаны, лодки с подвесными моторами в несколько рядов, приткнутые бортами, покачивались на волнах, нагоняемых судами, идущими вверх к Бангкоку и вниз к морю. Серый полицейский катер с огромной цифрой «65» на борту лежал метрах в пятидесяти от берега — пас хаотичное сборище мелких посудин.

Как бы пригодился бинокль! Где-то среди сотен судены­шек находился и «Морской цыган» Нюана. От него — мост к друзьям, в надежное прибежище. Палавек не доверял инфор­мации Цзо, что «Револьвер» пришвартован в курортном ме­стечке Хуахин.

Миновал полдень. Над рекой поднималось марево, сквозь которое едва угадывался противоположный берег... Трюк со сбрасыванием телохранителя, переодетого в воен­ную форму, наверное, взбесил полицию. Определенно на­шли и штабного сержанта в багажнике автомашины. Порт­рет Палавека разослан во все полицейские участки. И тем, кто многое даст за то, чтобы его убрать, ясно, что Палавек ищет выхода к морю, дорогу к своим. Знать бы куда...

Нюан шепнул на прощание, что постоит, подлечится и запасется провиантом, да и подыщет выгодный фрахт в Самутпракане после лунного нового года. Затем перейдет в заросли мангровых деревьев на отмелях миль на двадцать южнее, на стык пресных и морских вод. Праздники только что прошли. «Морской цыган», значит, на отмелях...

Палавек присел на табуретку у столика в глубине забега­ловки. Разомлевшая от зноя хозяйка равнодушно приняла заказ на чашку риса со свиными обрезками и молодым бам­буком. Тощий парень в болтавшихся шортах готовил блюдо, поливая сковороду с овальным дном не столько маслом, сколько водой. Два полуголых малыша ползали по цемент­ному полу между табуреток, столиков, подбирая бутылочные пробки. Рыжий котенок с куцым надломленным хвостом гонялся за тенью вентиляторных лопастей.

Заказанное принес повар.

— Давно здесь обретаешься? — спросил Палавек.