Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

Больница была как больница, хотя и лечились в ней сплошь менты. Мы с Пухлым навестили Диму, который лежал в гипсе с раздолбанным тазом и проклинал Рыжего на чём свет стоит.

– Не ругайся, Димон, лучше красненького выпей, – налил я ему полный стакан «Кагора». – Для крови полезно.

Главбух оживился. Не глядя махнул стакан.

– Как сам-то? – поинтересовался он, цепким взглядом елозя по больничному халату прикрывающему кожан. Под курткой были надеты Доспехи, с которыми я на всякий пожарный случай не расставался.

– Слава Богу, – пожал я плечами, – пыхчу помаленьку. Кстати, гмоха в лесу видел.

– О-о, – изрёк Пухлый, – я-я, натюрлих!

– У Акима, – многозначительно добавил я, не вдаваясь в подробности – на запах вина стали подтягиваться соседи по палате. Дима всё понял.

Я достал из пакета ещё четыре бутылки. Пить так пить. «Кагором» мы запаслись в расчёте на многоместную палату, наполненную алчущими мусорами. В сумке у ног Пухлого ждали своего часа восемь пузырей по 0,5. И дождались!

– Я Рыжего посажу, – пылко заверил Димон, вцепившись в мою руку. – Сука! Видишь, что он со мной сделал?!

– А то! – заплетающимся языком ответил я.

– Я его посажу, суку! – повторил Боярский подобно Катону-старшему, который каждую свою речь в сенате завершал словами: «Кроме того, я полагаю, Карфаген должен быть разрушен».

– Рыжий должен сидеть в тюрьме! – провозгласил я ко всеобщему интересу окружающих нас ментов.

– Если увидишь его, звони, – попросил Дима. – У меня в палате мобильник. Костик, будь другом, дай человеку номер, для дела нужно.

– Пиши, – сказал молодой парнишка с загипсованной ногой.

Стараясь не показывать Доспехи, я полез во внутренний карман куртки и достал записную книжку.

– Абс-лютно никаких проблем!

Пухлый сидел на соседней койке. Его оттопыренные уши напоминали локаторы. Я на секунду задержал на нём взгляд. О чём он думал в этот момент, когда мы сговаривались о ловле всем нам хорошо знакомого товарища по детским играм? Мне снова показалось, что Пухлый догадывается о чём-то, связанном со «Светлым братством». Уж слишком много он молчал. Впрочем, Вова всегда был неразговорчив, однако сейчас его покарябанная морда носила следы зловещей ухмылки.

Усилием воли, я отвёл глаза от Пухлого и спрятал книжицу в карман.

– Я Рыжего посажу, гада, – в который раз поклялся Дима, когда мы уходили. Надо отдать ему должное, он не унывал, хотя и остался на всю жизнь инвалидом. Лечащий врач, которому я за лояльное отношение к пьянке выставил бутылку «Мартеля», сказал, что ходить Димон сможет, но только с палочкой, а первое время – исключительно на костылях. Я понимал, каково ему приходилось, и разделял ненависть к засадному древолазу. – Ильён, ты мне звони!

– Обязательно, – кивнул я и мы с Пухлым покинули палату.

Зная, что мне за руль, я старался не пить, но набрался прилично. Слегка шатало. Когда мы залезли в «Ниву», я протяжно зевнул.

– Поехали на блядки, – предложил Пухлый, улучив случай попользоваться машиной.

– Поехали, – легко согласился я, заводя мотор.

Был уже вечер. Самое время для ловли ночных бабочек. Решив не искать приключений в центре города, отправились на проспект Просвещения. Гаишников там значительно меньше и обитель Пухлого рядом, а бабочек на проспекте с ханжеским названием порхает ничуть не меньше, чем в самых злачных районах Питера.

Долго махать сачком не пришлось и вскоре на заднем сиденье хихикали две разукрашенные дешёвки непонятного возраста. В отличии от нас, они были пока трезвыми – их рабочий день только начинался и набраться «девушки» не успели. Мы доехали до метро. Вова затарился литровиком водки и непонятным ликёром ядовитой расцветки. Я догадывался, какое прекрасное утро предстоит нам от этого коктейля: головка бо-бо, во рту кака, денежки тю-тю. Знакомые ощущения. Я решил тряхнуть стариной. Во мне взыграла молодецкая удаль.

– Ну что, красавицы, поехали кататься! – молвил я, отчаливая от остановки.

«Нива» понеслась по направлению к дому Чачелова. По левой полосе можно было разогнаться до ста восьмидесяти, что я и сделал. Попутные машины старались увернуться, видя, что я собираюсь таранить их в зад. Мне было наплевать на эмоции водителей. Пухлый, опустив стекло, утробно рыгал наружу. В распахнутое окошко задувал ветер.

– Джентелемены, – развязным тоном попросила одна из бабочек, – одолжите дамам куртку, а то холодно, как бы не отморозить чего.

– Мне самому холодно, – сказал Пухлый, однако стекло не поднял.

– Ну, тогда лезь к нам, я тебя лучше всякой куртки согрею, – донеслось сзади.

Изуродованная рожа Чачелова пренебрежительно скривилась.

– Куртка – это вещь, – с типичным для него цинизмом отчеканил он, – а тебя пять минут делали, дура.

Девицы не нашлись, что ответить. В салоне повисла тишина, нарушаемая оскорблённым сопением да рёвом работающего в режиме форсажа мотора. Обихоженный движок старался угодить хозяину и как-то неожиданно быстро я зарулил во дворы Гражданского проспекта. Пухлый обитал на прежнем месте.

– А куда это мы приехали? – вдруг заволновалась одна из «красавиц», когда я остановил у чачеловского парадного.

– Ко мне домой, – ответил Вова.

– Мы так не договаривались, – стала упрямиться та. – Вдруг у вас там групповуха.

– Нет, в квартиру мы не пойдём, – поддержала соседка. – Давайте уж здесь.

Пухлый поглядел на меня, я на него. Потом мы вместе обернулись к барышням.

– Я возьму тебя за ноги, долбану о край дороги, – проникновенно сказал Вова своей «даме сердца» (пока ехали, мы успели их поделить), – оттащу тебя в кусты. Не ебать же на дороге королеву красоты!

– Нет, уж лучше на дороге, – осмотрительности трезвой «даме» было не занимать.

– В квартиру мы не пойдём, – наотрез отказалась её напарница, видимо, имевшая горький опыт хоровых партий.

– А куда вы денетесь? – хмыкнул я.

– Будем громко кричать и упираться!

– Да ну их к дьяволу, – с некоторым даже облегчением повернулся я к Вовану. – Высадим их, пускай себе топают.

Пока ехали, я несколько протрезвел.

– О-о, какая попсня! – разочарованно протянул Пухлый.

– Пошли в зад! – я вылез и открыл заднюю дверцу. – Выметайтесь!

Бабочки выпорхнули наружу.

– Ну и дурак, – сказала вовина девица-красавица в облезлой шубке из мексиканского тушкана.

Пухлый пинками сопроводил их к проспекту и вернулся. Я сидел за рулём своего пятидверного урода и пялился перед собой.

– Казино нам не построить, не возглавить кабаре. Можно лишь бардак устроить и нагадить во дворе, – выдал исключительно верное сообщение Чачелов и поискал выпивку. Нашёл только водку. Ликёр сообразительные барышни прихватили с собой. – Ловеласов из нас не получилось.