Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

С того страшного вечера прошла неделя, и мне следовало пошевеливаться, потому что завтра надо было вернуться в город и помочь приготовить поминки на девять дней.

Наконец, вода, выбрасываемая мною наверх, перестала стекать обратно. Я ещё некоторое время кидал жижу, пока она вычерпывалась, затем слез с коряги, обеими концами воткнутой в стенки ямы и образовывавшей некое подобие мостков, и ступил в буровато-чёрное месиво.

Грязь немедленно засосала меня по колено. Я был обут в болотные сапоги и без опаски погружался в дерьмо. Вскоре подошвы коснулись твёрдого дна, я прочно застрял и теперь мог спокойно работать.

Я нерешительно поозирался. Надо мной угрюмо молчал потревоженный лес, неприязненно взирая на алчного осквернителя, расковырявшего залеченную рану. Я взял с коряги большую совковую лопату и принялся методично выбрасывать из воронки грунтовый намыв, похожий на тёмный, старательно размешанный кал. Почти сразу же лопата проскребла обо что-то металлическое. Я зачерпнул поглубже и потыкал совком в стенку ямы, маленькими порциями сбрасывая землю. На лопате проявился облепленный грязью предмет, смахивающий на сигару. Я взял его и как следует отряхнул. Предмет торчал из моего кулака в обе стороны. Это был бронебойный патрон 14,5-мм. Я разглядывал его как редкую драгоценность. Такими патронами стреляло противотанковое ружьё Дегтярёва. Я придавал ему очень большое значение.

Патрон был абсолютно целёхонек и мне показалось, что это есть знак свыше. Я сунул его в карман спецовки и вдруг поймал себя на мысли, что впервые за всю неделю улыбаюсь. Только улыбка моя была какая-то злорадная.

Я согнал с лица гримасу и принялся копать дальше. Адский труд увенчался успехом. Сапёры, сбрасывавшие железо в непросыхающие водоёмы, не обошли вниманием мою воронку. В ней, конечно, не раз булькали трофейщики, но что они могли наудить своими крюками? Осушать же яму до меня никто не брался. Potior est qui prior [39] ! Находки пошли одна за другой и у меня даже поднялось настроение.

До чистой земли воронку я раскопал за два часа. Вылез, привёл себя в порядок и занялся трофеями. Моей добычей стали три бака для МГ-34 (один заправлен снаряженой лентой), пустая лента от «максима» и бронещит для него, дюжина ломов, семь самых разных лопат, девять касок, немецкий противогазный бак, четыре ганс-винта, две трёшки и одиннадцать штыков от них. Всё в неплохом состоянии, но без дерева, естественно. Приклады давно сгнили. Впрочем, их ничего не стоило восстановить, и в другое время меня водяное оружие, несомненно, порадовало бы, только сейчас цели мои были несколько иными. Я нашёл главное – восемь патронов Б-32 и все оказались шебуршастыми. Я надеялся, что и капсюли у них окажутся в полном порядке.

Когда я собирался в обратный путь, на меня набрёл Пухлый.

– О-о, силён ты, – окинул он взглядом испоганенную землю вокруг воронки. Лесная подстилка была завалена толстым слоем подсохшей грязи, словно на дне взорвался мощный заряд.

– Я же сказал тебе не появляться на даче, – вместо приветствия пробурчал я. – Там опасно.

Я даже не удивился его появлению. Чачелов казался естественной частью синявинского леса, словно обитал здесь всегда. Он был одет в неизменный десантный комбез, шнурованные зелёные сапоги из литой резины и затасканную фуражку Внутренних войск без козырька. За плечом у него стволом вниз висел автомат Калашникова. Пухлый приехал отдохнуть. Он разжился оружием и бродил по лесу в своё удовольствие.

– Ни фига там не опасно, – ответил он. – Я у соседей поспрашивал. Милиция не приезжала. Никто её не вызывал.

– А трупы? – спросил я.

– А что трупы? Трупы забрали немцы. Оба Синявина [40] теперь на ушах стоят. Слухи ходят, что трофейные команды в лесу передрались, а я, чисто по жизни, среди соседей главный мафиози.

Пухлого на даче действительно побаивались.

– Ну, раз нет трупов – нет состава преступления, – заключил я. – Ты давно приехал?

– Вчера.

– В город не собираешься?

– Нам всегда по пути, дружок! – хмыкнул Пухлый и пошёл прятать автомат.

А я занялся приготовлением к стрельбе.

Противотанковые ружья я уже разобрал, вычистил и смазал, использовав в качестве шомпола полутораметровую арматурину. Сейчас они лежали в «Ниве», обёрнутые брезентом. Это было чрезвычайно неприхотливое оружие. ПТРД, фактически, состоит из трубок разного диаметра: наружная трубка с плечевым упором, внутренняя – со спусковым механизмом, сверху на неё крепятся ствол со ствольной коробкой, в которой размещён затвор. Рашен система – всё просто и надёжно. А, главное, не гниёт. Конечно, малость приржавели сверху, но я ободрал их напильником. Вчерашний вечер всё равно был не занят, а спать не хотелось. В принципе, со вторым можно было вообще не заморачиваться – для дела мне требовалось всего одно ружьё и то лишь на раз, но я довёл до ума и другое. Теперь из них можно было стрелять, что я и намеревался сделать.

Я собрал ПТР, тот, что был с сошками. К этому времени вернулся Пухлый без автомата.

– О-о, ja, ja, годится – оценил он в присущей ему своеобразной манере.

Я лежал, уперев в плечо приклад наиболее дееспособного ружья. Стрелять без деревянных накладок было неудобно, но я обмотал рукоятку тряпкой, а на планку нащёчника положил свёрнутую спецовку, в которую теперь и упирался скулой. Дома я, разумеется, изготовлю нормальные приспособы, а здесь и такие сойдут.

– Щас мы сделаем вещи, молотки и клещи, – прошептал я, всматриваясь в прицел.

Я старательно привыкал к его необычной конструкции. Он был расположен слева от ствола, что меня, помню, поразило, когда я впервые откопал ружьё. Пользоваться им вполне было можно. Да и как иначе – выносить направление ниткой у меня возможности не будет, крепить на ПТР оптику морока не меньшая; к тому же я опасался, что на пристрелку снайперского прицела уйдёт куча патронов, а их и так нет. Вот и тренировался, пока была такая возможность. Левой рукой я направлял ствол, подтягивая приваренную к плечевому упору планку. Деревья ловились на мушку вполне приемлемо и я решился шмальнуть.

Ты-дым! – вселенная содрогнулась вместе с моими мозгами, затвор рванулся назад, открываясь о копир, выбрасывая вниз воняющую кордитом гильзу.

– А-а-а, маза фака [41] ! – сказал я, повернувшись к Пухлому. Грохот ПТРД был убийственный. Казалось, что изо рта и ушей у меня валит дым.

Оглушённый Вова только потряс головой: мол, действительно, так и есть. Детище конструктора Дегтярёва внушало ужас не только врагу, но и самому стрелку, главным образом.

Мы пошли посмотреть, что получилось. Трофейная волына садила что надо. Я положил пулю точно в цель. Четырнадцатимиллиметровая болванка прошибла дерево насквозь и улетела неизвестно куда. Я улыбнулся.