Виталий Гладкий - Чужая игра

— Как самочувствие? — мило улыбаясь, поинтересовался Абросимов.

— Не жалуюсь.

— Претензии есть?

— Всего одна.

— И в чем она заключается?

— Не надевайте на меня наручники. Я не собираюсь убегать.

— Вам нравится сидеть под замком?

— Конечно нет. Но мне хочется, чтобы вы сняли с меня необоснованные обвинения.

— Необоснованные? — Абросимов вдруг расхохотался, будто услышал скабрезный анекдот. — Ты слышишь, Ливенцов, — необоснованные… ха-ха…

— Не вижу причин для веселья.

— Вот-вот, в этом досье для вас веселого мало… — Абросимов раскрыл уже знакомую мне папку; только теперь она стала гораздо толще.

— Я вам уже рассказал все, что знал.

— Все ли? — снова развеселился Абросимов. Мне вдруг до зуда в конечностях захотелось вбить его ровные белые зубы в глотку, чтобы стереть улыбку навсегда.

— Вы ведь знаете, что у меня амнезия.

— Меня учили ничего не принимать на веру.

— Что я могу возразить? Сейчас вы хозяин барин. Вам и карты в руки.

— Да, точно, пора раскрыть карты…

Абросимов полистал подшитые в папку листы, отпечатанные на лазерном принтере.

— Карасев Андрей… оч-чень занимательная личность… Во-первых, наемный убийца у одного из мелких стервятников. Которого он сам и… Впрочем, туда ему и дорога. Не так ли?

— Вам виднее…

— Это точно… Да и другие, кого Карасев отправил вперед ногами, не заслуживают особого сочувствия. Потом ему присудили высшую меру, хотя он и спас от верной гибели сотрудника уголовного розыска. Правда, Карасев даже не захотел подать прошение о помиловании. Вспоминаете?

— Извините — нет.

— Возможно, возможно… Итак, дальше. А вот дальше еще интересней: приговор приводят в исполнение, труп… ха-ха… сжигают… но Карасев, словно птица Феникс, восстает из пепла в нашем специальном тренировочном центре, где участвует в спаррингах на татами в качестве «куклы». Все верно?

— Не помню.

— Ничего, вспомните… Итак, в спецзоне он долго не задерживается. Карасев опять умирает. На этот раз, кажется, окончательно и бесповоротно — наша контора свои тайны хранит весьма тщательно. Вы следите за нитью моих рассуждений?

— Зачем? Мне это совершенно не интересно. Чья-то жизнь — не моя проблема.

— Не скажите. Вы отобрали столько чужих жизней, что они-то как раз и стали вашей самой большой проблемой.

— Я не могу вам ответить ни да, ни нет. Увы. Я ничего не помню.

— Не знаю, не уверен… Амнезия недостаточно изучена наукой, чтобы можно было принимать все ваши отговорки на веру. Но про то ладно. Продолжим?

— Как вам угодно. — Я безразлично пожал плечами.

— Продолжим. Карасев, получивший в спецзоне кличку Ерш, что обозначает на блатном жаргоне задиристого бывшего авторитета или проще — сильную личность, вдруг снова оживает… прямо-таки мистика… для непосвященных… И где? Где, Карасев?

— Знал бы, сказал… — буркнул я.

— А мы напомним. В Южной Америке, в тренировочном центре мафиозного синдиката, готовящем киллеров международного класса. Там Карасеву сделали пластическую операцию, и теперь его не смогли бы узнать даже хорошие знакомые… — Абросимов отложил папку в сторону. — А дальше одни домыслы, непроверенные факты и вообще белые пятна. В том числе и история, приключившаяся с вами в Непале.

— Хотите сказать, что я был в Непале?

— Уже сказал. Но с какой стати вы там оказались, как вам удалось выжить после авиакатастрофы — согласитесь, в наше время мы в чудеса не верим, — и эта ваша амнезия…

— Наверное, у меня были крылья, коль я сумел выжить в авиакатастрофе.

— Не нужно иронизировать. Факт остается фактом, как его ни толкуй.

— Так уж и факт?

— Все, давайте оставим Непал в покое! — Абросимов был раздражен. — Если понадобится, эту темную историю мы сможем живописать во всех подробностях.

— Нет возражений.

— Идем дальше. Ваш почерк зафиксирован в Южной Америке, Испании, Югославии, Колумбии, а теперь и в Греции. Но опять-таки все это одни догадки, пусть и обоснованные с точки зрения спецслужб, однако цена им — рубль в базарный день. И снова фактов — ноль.

— Простите — что значит «мой почерк»?

— А то и значит, что ликвидации были проведены безупречно и с большой выдумкой. У вас талант стратега, Карасев.

— Не замечал…

— Зато другие заметили. Правда, некоторые слишком поздно. Как, например, Шалычев и иже с ним. Помните Шалычева?

— Вы меня уже достали с этим Шалычевым. Говорю вам — у меня амнезия.

— Кстати, в тот период вы работали на нас, — неумолимо продолжал Абросимов. — Правда, не совсем официально. Хоть это вы помните?

— Очень смутно. Все как в тумане…

— И, судя по весьма скудным данным, якобы выполняли какое-то задание у черта на куличках. По меньшей мере в тысяче километров от столицы.

— Возможно. И скорее всего, так оно и было.

— Как же! — воскликнул Абросимов. — Вы были в столице!

— Это вы так утверждаете…

— Это не голословное утверждение, а факт.

— Меня кто-то видел?

— В том-то и дело, что нет. Вы просто фантом, милейший.

— Тогда о каком факте идет речь?

— Ваш почерк.

— Создается такое впечатление, что вы пытаетесь повесить на меня всех собак.

— Отнюдь. Ликвидация Шалычева (я в этом уверен на все сто процентов) — ваших рук дело. Господин губернатор отдал концы так «красиво», что до сих пор и милиция, и служба безопасности на ушах стоят, чтобы узнать хоть самую малость.

— Заказные убийства раскрываются редко. Почитайте прессу, там все сказано.

— Согласен. Это когда наемный убийца подстережет свою жертву, например, в подъезде дома. Или где-нибудь на улице.

— А где был убит этот… Шалычев?

— Ах, Карасев, Карасев… Может, перестанем играть в прятки?

— Я не играю.

— Уж кто-кто, а вы-то должны знать, где это случилось.

— Может быть, и должен. Но не знаю.

— Упрямец… — Абросимов с трудом сдержался, чтобы не сказать мне какую-то резкость. — Добро, так и быть, — сказал Абросимов. — Я расскажу вам, как все было. Киллер проник в правительственное здание, охраняемое с величайшим тщанием, и смог уйти незамеченным в тот самый момент, когда были блокированы все входы и выходы. И это при том, что Шалычев был убит практически на глазах своих коллег, а тревогу в здании объявили спустя считаные секунды после гибели губернатора. Вот такая беллетристика.

— Занятно. И все-таки повторю еще раз: я не знаю Шалычева и не убивал его. Зачем мне чужие «подвиги»?

— Какая вам разница?! — Абросимов взвился словно ужаленный. — Карасев, вас нет! Понимаете, вы теперь как зеленый человечек, пришелец. Паспорт у вас поддельный, идентифицировать вашу личность невозможно: лицо другое, кожу на подушечках пальцев вам пересадили, так что папиллярные линии вообще отсутствуют — эдакий феномен, ошибка природы. Что еще?