Андрей Воронин - Разведка боем

Пошли на снижение, и одновременно земля вспучилась складками, стала подниматься навстречу – Равнинная Чечня резко перешла в Горную. Аулы не мерцали редкими огнями, как мерцают обычно населенные пункты внизу. Фонарей здесь отродясь не бывало.

Тогда, в начале первой кавказской кампании, летчики знали об этом понаслышке. Внизу все пока еще казалось условным, вроде значков на карте. Ведено представлялось кучкой хибар, откуда бандиты повыгоняли мирных жителей – во всяком случае начальство представляло дело именно так.

Даже на подробной топографической карте аул обозначался скромным кружком. Каково же было удивление Воскобойникова, когда он разглядел на двух обращенных друг к другу склонах сотни и сотни домов. Он вдруг осознал, что пускать ракеты придется наугад. Цель боевого вылета – не столько нанести ущерб боевикам, сколько напугать население. Они должны понять, что рискуют, предоставляя бандитам пищу и кров. Рискуют своими жизнями, своим имуществом, которое за один миг может обратиться в прах.

Две «сушки» развернулись над селом, сделав заход на атаку. Народ наверняка уже всполошился, многие проснулись от гула. Воскобойников быстро выбрал прицелом большую двускатную крышу – возможно, здесь нечто вроде клуба, где бандиты устроили себе казарму. Дал сигнал на пуск и увидел, как стремительно уходит вниз привычный курчавый шлейф дыма.

Он знал, что погрешность неизбежна, в редких случаях ракета взрывается точно в выбранной точке, обычно ее чуть уводит – в пределах десятиметрового радиуса. Так случилось и на этот раз Взрыв полыхнул перед домом, но все равно достаточно близко. Одну из стен, кажется, снес.

Дмитрий услышал содрогание земли от ракеты, посланной напарником, и сам пустил следующую, третью по счету. Всего им надо было выпустить восемь на двоих. После первого пуска Воскобойников вошел в привычный режим отслеживания результатов. На этой машине он летал всего второй год и пытался отследить закономерность в минимальных отклонениях ракет, с тем чтобы заранее учесть ошибку системы наводки.

По прилете на аэродром они с Семеном выпили по чашке кофе без кофеина, что подействовало на обоих как снотворное. Обменялись впечатлениями: вот какие настали дни, приходится мочить ракетами по своей советской земле. Союз уже приказал долго жить, территорию благополучно поделили, но в армии и ВВС все еще мыслили прежними категориями.

Потом были другие вылеты, и этот, первый по счету в Чечне, благополучно забылся. Вскоре ему предстояло всплыть на поверхность, стать чудовищно актуальным, перевернуть всю жизнь.

Воскобойников до сих пор не знал, его или Семена ракета попала в дом Басаевых, сколько человек тогда погибло из семьи Шамиля. Зато суть выражения «абсурд войны» с той поры прояснилась полностью. Все сделал, как положено, и вдруг оказался крайним.

Семен успокаивал:

– Присягу давали? Давали. Какие у нас с тобой были еще варианты?

– Если вдуматься – цепочка случайностей. Я не мечтал о летном училище, как другие. Друг детства мечтал, а я нет. Сдавали вместе: он по здоровью не прошел, а меня приняли. Выучился, летал. Послали в Чечню, – а кого-то ведь нет, кто-то будет до конца службы мочить по условным целям. Потом задание. Потом этот чертов дом подвернулся. Разведка должна была сработать, выдать точный перечень целей.

– Не волнуйся, как раз этот дом они бы и назвали первым делом.

…Ильяс сейчас вспоминал свои мучения прошлым летом от зубной боли. Семен, с самого начала взявший на себя функции доктора, предупреждал, что стоматология в походных условиях невозможна, но все бывает…

Зубы Ильяса отродясь не беспокоили, а вдруг, как назло, заныл один. Сперва, он думал, рассосется, потом готов был залезть на дерево и выть от боли. Из гордости не подавал виду, не жаловался.

Но зорким глазом Семен заметил как парень морщится во время еды, отказывается вместе со всеми похлебать горячего.

Дал йода и ваты – смазывать десну и сам зуб, снимать ненадолго боль. Главное, не застудить, чтоб не раздуло. Прошлое лето тоже было жарким.

Вода в реке казалась теплой, как парное молоко.

Мучимый бессонницей Ильяс решил окунуться, наутро щеку благополучно разнесло.

– Возьми одежду пристойную, поедем лечиться, – заявил Семен.

– Да я сейчас камень подберу на берегу и выбью его к черту.

– Героизм оставь для другого случая.

Семен настоял на срочности путешествия в город. В одиночку никого не отпускали, и он сам отправился с Ильясом. На шоссе тормознул самосвал, хотя здесь давным-давно никто не решался подсаживать голосующих мужчин. Придумал замысловатую историю, чтобы оправдать их выход из лесу вдали от признаков жилья.

В городе явились в платную поликлинику, где Семен первым делом договорился насчет снимка.

Потом нашел подход врачу, в результате Ильясом занимались без перерыва полтора часа.

На обратном пути парень выяснил, что закруглиться можно было бы очень быстро – вырвав зуб к чертовой матери.

– Пусть бы удалили, мне не жалко. У нас в райцентре только так и лечили. Болел зуб – рвали без укола.

– Нет, дорогой. За каждый зуб надо бороться.

Это тебе сейчас, по молодости лет, кажется, что все пустяки: лишний зуб, лишняя царапина, – и Барсков сел на любимого своего конька, взялся проповедовать здоровый образ жизни.

…Интересно, стал бы он воздерживаться от курения и выпивки, продолжил бы делать зарядку, если б узнал ближайшее свое будущее?

Состав сбросил скорость. Судя по звукам и запахам снаружи, он въезжал на станцию.

– Надо бы выяснить, сколько проторчим. Может, на месяц на прикол поставят.

Двое вышли навести справки, остальные взялись обсуждать, как хоронить капитана ВВС.

Без вариантов – в нормальном гробу, на кладбище. Неплохо бы и священника. Каждый при этом думал, что мог бы сам оказаться на месте Семена.

Или завтра окажется. Если сегодня все сделать как попало, на скорую руку, значит и самому нечего рассчитывать на человеческие похороны.

Несколько человек просматривали на японском телевизоре с плоским экраном отснятую в Баламаново видеокассету. Вместо того чтобы стать документальным подтверждением удачной охоты, она сделалась материалом для разбора.

– Возможно, их предупредили, – сказал по-чеченски человек с огненно-рыжей бородой.

На этом языке и велся дальше разговор.

– Кто, ФСБ? Эти люди не согласились бы на роль наживки, – покачал головой человек с длинной иссиня-черной бородой, каждый волос которой вился жесткой, будто металлическая стружка, спиралью.

– Все было чисто, – кивнул третий, чьи щеки и подбородок украшала обыкновенная щетина. – Ошибка наша. Послали не тех, кто смог бы их взять, а тех, кем не жалко было пожертвовать.