Эрл Гарднер - Дело бывшей натурщицы

— Я позвоню ему прямо сейчас, — ответил Рэнкин, — и попрошу Джорджа Лэтэна Хауэла, известного эксперта, произвести оценку картины…

— Тпрр, подождите, — охладил его пыл Мейсон. — Не надо торопиться с оценкой, пока мы не будем готовы обеспечить должную рекламу в газетах. Именно поэтому я спросил вас, абсолютно ли вы уверены в подлинности картины. Если есть хоть тень сомнения, то мы будем раскручивать дело по-другому. Стратегию будем выстраивать исключительно на фактах.

— Будьте абсолютно уверены, что это подлинный Фети.

— Еще один пункт. Нам придется доказать, что Дюрант говорил о поддельной картине.

— Но я уже рассказывал вам об этом. Ко мне пришла Максин, и я все узнал от нее, из первых рук.

— Пришлите ее ко мне. Я хочу взять у нее письменное показание под присягой. Можете представить, в каком положении мы окажемся, если развернем кампанию в прессе, а доказать клевету Дюранта не сможем. Тогда вы окажетесь в ловушке. На сегодняшний день наш единственный свидетель — Максин Линдсей. Мы должны быть уверены, что можем полагаться на нее.

— Клянусь жизнью, мы можем на нее надеяться, — заверил Рэнкин.

— Вы сможете убедить ее прийти сюда и дать аффидевит? — спросил Мейсон.

— Абсолютно уверен.

— Как скоро?

— В любое время.

— В течение часа?

— Ну… после ленча. Вас устроит?

— Вполне. Свяжитесь с Отто Олни. Посмотрите, что он думает об этом, как отнесется к тому, чтобы предъявить иск Дюранту…

— И нанять вас?

— Конечно же нет, — возразил Мейсон. — У него есть свои адвокаты. Пусть он поручит им. Я продумываю стратегию. Вы платите мне за совет, Олни платит своим адвокатам за ведение дела, Дюрант оплачивает убытки за то, что усомнился в подлинности картины, а в результате эффективная реклама укрепляет вашу репутацию.

— Мистер Мейсон, я настаиваю на чеке в тысячу долларов. И слава Богу, что мне хватило ума прийти именно к вам, а не к кому-либо другому, кто способен делать только то, что ему говорит клиент.

Рэнкин выписал чек, передал его Делле Стрит, пожал руку Мейсону и вышел из конторы. Мейсон улыбнулся Делле:

— А теперь сними эту чертову картину и отнеси ее назад в кладовку.

В час тридцать Делла сообщила:

— Пришла ваша свидетельница, шеф.

— Свидетельница? — переспросил Мейсон.

— Да, та, что проходит по делу о фальшивой картине.

— А, — вспомнил Мейсон, — та молодая особа, которой Дюрант, желая произвести впечатление, поведал о том, что картина Олни — подделка. Надо посмотреть, годится ли она для процесса, так что давай-ка познакомимся с ней, Делла.

— Я уже с ней познакомилась.

— И как она, аппетитная?

Делла улыбнулась глазами:

— Вполне.

— Сколько лет?

— Двадцать восемь — тридцать.

— Блондинка, брюнетка, рыжая?

— Блондинка.

— Давай посмотрим, — заключил Мейсон.

Делла Стрит вышла и через минуту вернулась с застенчиво улыбающейся голубоглазой блондинкой.

— Максин Линдсей, — представила ее Делла Стрит, — а это — мистер Мейсон, мисс Линдсей.

— Здравствуйте, — сказала она, проходя вперед и протягивая руку для приветствия. — Я столько наслышана о вас, мистер Мейсон! Когда мистер Рэнкин сказал, что мне предстоит встретиться с вами, я не могла в это поверить.

— Рад с вами познакомиться, — пропустил мимо ушей комплимент Мейсон. — Вам известно, почему вы здесь, мисс Линдсей?

— Из-за мистера Дюранта?

— Верно. Не могли бы вы рассказать мне об этом?

— Вы имеете в виду подделку Фети?

— Так это действительно подделка?

— Так сказал мистер Дюрант.

— Хорошо, присаживайтесь вот сюда и попытайтесь воспроизвести ваш разговор.

Она опустилась на стул, улыбнулась Делле Стрит и, поправляя платье, сказала:

— С чего же мне начать?

— Когда это произошло?

— Неделю назад.

— Где?

— На яхте мистера Олни.

— Он ваш друг?

— В каком-то смысле.

— А Дюрант?

— Он был там.

— Друг Олни?

— Ну, наверное, мне следует объяснить. Это было что-то вроде вечеринки, где собираются художники.

— А сам Олни рисует?

— Нет, он просто любит общаться с художниками, говорить об искусстве, картинах.

— И он покупает их?

— Иногда.

— Но сам не занимается живописью?

— Нет, ему бы хотелось, но нет. У него хорошие идеи, правда, отсутствует талант.

— А вы художник?

— Мне бы хотелось причислить себя к их числу. Некоторые из моих картин имели успех.

— И это помогло вам познакомиться с мистером Олни?

Она открыто посмотрела в глаза Мейсону:

— Нет, я не думаю, что он пригласил меня по этой причине.

— Так почему он пригласил вас? — настаивал Мейсон. — Личный интерес?

— Да нет, не совсем. Дело в том, что прежде я была натурщицей, и он познакомился со мной, когда я позировала одному художнику. У меня это неплохо получалось, пока я не стала немного… ну, у меня немного располнела грудь. И вот тогда я сама решила заняться живописью.

— А этот «недостаток», — улыбнулся Мейсон, — дисквалифицирует вас как модель? Я-то по своему невежеству полагал, что все как раз наоборот.

Она улыбнулась в ответ:

— Фотографам нравится полная грудь, художники, как правило, предпочитают изящество форм. Я начала утрачивать свои позиции как первоклассная модель, а позировать фотографам для каких-то поделок не хотелось. Фотографы высшего класса обычно еще более разборчивы, чем художники.

— И вы решили заняться живописью, — вернулся к началу разговора Мейсон.

— В каком-то смысле — да.

— Вы этим зарабатываете на жизнь?

— Частично.

— А прежде вы не изучали живопись? В художественной школе или?..

— Это не та живопись, — не дала она закончить ему вопрос. — Я делаю портреты.

— Я полагал, что и этому надо учиться, — удивился Мейсон.

— Я это делаю по-другому. Беру фотографию, сильно увеличиваю ее и печатаю, чтобы получился всего лишь размытый контур. Затем покрываю его прозрачной краской. А потом заканчиваю портрет маслом. Довольно неплохо получается.

— Но Олни больше интересовался вашей…

Она улыбнулась:

— Я думаю, его интересовало мое отношение к искусству, жизни… Возможно, то, что в недавнем прошлом я была натурщицей.

— И каково это ваше отношение?

— Ну, если вы модель и позируете художникам, то к чему скрывать? Я терпеть не могу лицемерия… Так вот, однажды, во время сеанса у одного художника, мы разговаривали с Олни о его жизненной философии, о том, как я понимаю жизнь… И после этого он пригласил меня на вечеринку.

— Это тогда зашел разговор о картине?

— Нет, это было намного позднее.

— Хорошо. Расскажите о вечеринке. Вы разговаривали с Дюрантом?

— Да.

— Он говорил о картинах Олни?

— Нет, не о картинах Олни. Он обсуждал своих коллег или, точнее, конкурентов.