Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Помню, помню, – кивает внимательно слушающий меня Кузьмич, не отрывая глаз от карандашей, которые он машинально раскладывает перед собой на столе.

– Это еще в прошлый приезд Гвимара Ивановича в Москву он его с этой Лелей познакомил. И уже тогда представил Купрейчика как приятеля. Следовательно, знакомство их было давнее и близкое. А мне он старался представить сегодня это знакомство как совсем недавнее и шапочное. Впрочем, прямого вопроса, когда именно они познакомились, я не задавал. Лишь уловил его позицию, и все, уличать не стал.

– Правильно, – одобряет Кузьмич и добавляет. – Вообще это по-человечески даже понять можно. Позицию такую. Человек убит, дело темное. А тут еще и кража к нему тянется. Лучше подальше от всего держаться. Такой возможности не упускай. Не настраивай себя заранее на обвинительный лад, опасно это. Пока что Купрейчик жертва преступления, не забывай.

– Не забываю, Федор Кузьмич, – с сомнением в голосе отвечаю я. – Но все-таки кое-что тут настораживает, вы согласны?

– Что ж, пожалуй. Разговор надо с ним продолжить, вот и все.

– Он и сам так настроен. Телефон мой записал.

– Вот и прекрасно. Что еще у тебя?

– А еще одна женщина во дворе узнала по фотографии Чуму.

– Та-ак, – настороженно произносит Кузьмич.

– Он к ней подсел во дворе, когда она с внуками там гуляла, – продолжаю я. – Расспрашивал про жильцов, и в том числе про квартиру Купрейчика. Кто там живет, когда уходят, когда приходят. Словом, велась обычная подготовка к краже.

– Все это они должны были от Гвимара Ивановича знать, – говорит Денисов.

– Всего он мог и не знать, – возражаю я.

– Узнала Чуму, говоришь? – задумчиво спрашивает Кузьмич.

– В том-то и дело. И это тоже подтверждает его участие в краже. Не говоря уже о перчатке. Кстати, вторую при нем не нашли? – обращаюсь я к Вале.

– Нашли, – отвечает тот, – почему-то он ее не выбросил, – и в свою очередь спрашивает. – А зеленые «Жигули» эта женщина во дворе не видела?

– Нет, – говорю я. – Они же на улице стояли, их ведь тот таксист видел, как его?

– Аверкин, – подсказывает Денисов. – Он-то и видел их там. Но во двор они, значит, не заезжали ни разу, даже в день кражи?

– Выходит, что нет.

– А я все-таки думаю, что в тот день, вернее, в то утро, они во двор заехали, – качает головой Валя. – Хоть на минуту. Четыре или даже пять чемоданов тащить через весь двор и по переулку опасно. Лишний риск.

– Пожалуй, что так, – соглашается Кузьмич. – А значит, кто-то машину во дворе должен был видеть.

– Кража могла произойти, – говорю я, – или с половины девятого, когда Виктор Арсентьевич и его супруга уходят на работу, до половины десятого, когда выходит гулять та женщина с внуками, или с половины двенадцатого, когда они уходят домой, до половины первого, допустим, потому что около двух Леха уже садился в такси у Белорусского вокзала.

– Вещи они увезли на дачу, – замечает Валя. – Это мы уже, считайте, знаем. А езда туда и обратно занимает часа полтора. Значит, второй промежуток следует сократить, я думаю, вдвое, с половины двенадцатого до двенадцати. Вот тогда Леха мог около двух оказаться возле Белорусского.

– Вообще странно, почему ему надо было обедать непременно на Белорусском вокзале, – добавляю я. – Ведь они с дачи возвращались мимо Киевского вокзала. И потом, время ему потребовалось не только чтобы добраться до Белорусского вокзала, но еще и заскочить в ресторан там, испугаться, выскочить обратно, найти такси. Нет, второй промежуток для квартирной кражи вообще отпадает, – и я убежденно заключаю. – Она произошла с половины девятого до половины десятого.

– Про все про это, милые мои, – говорит, вздохнув, Кузьмич, – нам должен рассказать Чума. Обязательно должен будет рассказать. Его допрос сейчас – самое главное дело. Вот завтра с утра мы с Виктором Анатольевичем и займемся. Ты от этого будешь освобожден, – оборачивается Кузьмич к Вале. – Твой вид сильно ему настроение испортит. А он и без того обозлен не знаю как. А вот ты, Лосев… – Кузьмич задумчиво смотрит на меня. – Ты, пожалуй что…

– Мне хорошо бы поприсутствовать, Федор Кузьмич, – говорю я. – Мой вид не злость, а испуг вызовет. Как привидение, можно сказать. Как тень отца Гамлета, что ли.

– Ладно, – усмехается Кузьмич. – Присутствуй, – и смотрит на часы. – Пора ехать, милые мои. А то вообще не пустят.

Он достает из ящика стола большой пакет с апельсинами, и мы все едем в госпиталь к Пете.

Утром Кузьмич вызывает меня к себе и говорит:

– Виктор Анатольевич приехать не может, сейчас звонил. Предложил первый допрос Чумы провести без него. Откладывать это нельзя. Давай-ка прикинем план и тактику. Допрос важный и непростой.

Я когда-то уже рассказывал, как сложен допрос по тяжкому преступлению, тем более опытного преступника. Вот к такому допросу мы с Кузьмичом и начинаем готовиться. На столе перед нами довольно пухлая папка уже скопившихся материалов по делу. Кузьмич придвигает ее ко мне и говорит:

– Давай-ка, милый мой, для начала вспомним все, что мы знаем о Чуме. Поройся-ка здесь.

Я перебираю бумаги и медленно начинаю перечислять:

– Ну, во-первых, его зовут Совко Николай Иванович…

– Вот, – поднимает палец Кузьмич, переставая вертеть в руках очки. – С этого момента кличку забудем. Николай Совко он для нас. Так. Давай дальше.

– Дальше адрес, – продолжаю я, – по которому он, однако, редко бывает. Там живут его мать, жена и дочь. Мать его любит и защищает. Жена, видимо, уже не любит и подала на развод. Дочка… Ну, он ее явно не любит, как и жену. Иначе заботился бы, появлялся в доме. А вот дочка его – мы не знаем, может, и любит. Но скорей нет. Это чувство взаимное, мне кажется.

– Правильно, – кивает Кузьмич. – Исключения подтверждают правило. А как думаешь, мать он любит?

– Не знаю, – помедлив, отвечаю я. – Мать ведь может любить и без взаимности.

– Именно что. Словом, по его месту жительства мы мало что знаем. А в интересах дела надо знать. И не только отношения в семье. Там все его связи, и преступные, и личные, все главные связи. М-да… Придется тебе, Лосев, в тот город съездить, вот что я скажу. А пока, в допросе Совко, это больше область разведки, чем средство уличения или даже воздействия. Жаль. Место жительства – важная область. Ну ничего. Сохраним для будущего. Давай дальше. Что мы еще о нем знаем? Перейдем-ка теперь к московским его связям.

– Тут дело обстоит веселее, – говорю я. – Знаем мы их почти всех. Это Леха, покойный Гвимар Иванович, тот седенький, с которым Гвимар Иванович ссорился во дворе, и двое из красного «Москвича», имена их мы сегодня узнаем.

– А того седенького, видимо, Лев зовут, дальше пока неизвестно, – задумчиво вставляет Кузьмич.