Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

Совко резко поворачивается в мою сторону. Узкое лицо его вспыхивает, заливается краской, кривятся, дрожат пухлые губы, и пустые глаза сейчас полны злобы. Здорово, кажется, я его задел, самолюбивый он парень, с гонором.

– А ты… – еле сдерживаясь, говорит он. – Ты помалкивай. Еще увидим, кто из нас тут шавка.

– Давай, давай, – подстегиваю я его. – Но на дачу тебя все-таки не пустили, выходит. Ты небось и зеленые «Жигули» тоже ни разу в том дворе не видел.

Я помогаю Кузьмичу «кольцевать» слабый пункт, на который мы так неожиданно наткнулись.

– Какие еще «Жигули»? – раздраженно спрашивает Совко, но тут же, спохватившись и не желая, видимо, выступать в роли мелкой шавки, которой чего-то не доверяют, добавляет. – Меня на солому не купишь. Фиг я тебе чего скажу, заруби это себе.

Странно, но у меня такое ощущение, что он ничего об этих «Жигулях» не знает. Неужели у них так поделены роли? Что-то не верится. Тем не менее, на «Жигулях» Совко оступился. Уловил это Кузьмич? Наверное. Во всяком случае, он переходит к новой теме.

– Учтите, – говорит он Совко, – Музу мы пока отпустили.

– А если бы и захотели посадить, то не смогли бы, – усмехается Совко. – Нет за ней ничего, не прицепитесь.

– Да, не успели вы втянуть ее в свои дела, это мы знаем. А верно, что вы жениться на ней собрались?

– Не ваше дело, – снова начинает грубить Совко.

– Ошибаетесь, – терпеливо, не повышая голос, возражает Кузьмич. – Я уже вам сказал: теперь все, что касается вас, касается, к сожалению, и нас. А Музе вы только искалечите жизнь. Куда, например, вы хотите ее увезти? Домой, где жена с дочкой вас ждут?

– Увез бы – не нашли, – нагло говорит Совко, – сколько бы ни вынюхивали. Такими бабами не бросаются, когда они сами в руки идут.

– Еще бы, – усмехаюсь я. – Она же по глазам гадает и своя до смерти, так, что ли? Еще и завалить обещал, когда надоест, чтобы другому не досталась.

И тут Совко резко поворачивается, готовый, кажется, кинуться на меня, светлые глаза его странно вспыхивают и заметно бледнеют покрытые золотистым пушком щеки. Он стискивает кулаки и, захлебываясь, кричит:

– Не цапай!.. Убью!.. Моя Музка, понял?!. Моя!.. С Гвимаром не пошла, на миллионы его плюнула!.. А на тебя, копеечника, гниду, и не посмотрит!.. Ни с кем не пойдет!.. С Ермаковым даже не пойдет! Понял?! Ни с кем! А со мной на край света!.. Пальцем только поманю!..

– Чтобы ты ее там завалил? – насмешливо осведомляюсь я.

– У-у!..

Совко по-тигриному, стремительно кидается на меня. Я даже не успеваю вскочить и бью его двумя ногами, когда он уже совсем близко и защиты от этого удара нет.

Он валится на пол и истошно орет. Это уже симуляция. Я ударил его в четверть силы, это, скорее, был даже не удар, а толчок, который лишь свалил его. Но Совко орет истошно, симулируя боль и истерику.

Я по-прежнему сижу на диване. Кузьмич невозмутимо крутит в руках очки. Мы терпеливо и равнодушно ждем. Совко постепенно затихает и настороженно поглядывает на нас, продолжая лежать на полу.

– Так, – говорит наконец Кузьмич. – Ну, вставайте, Совко. Чего уж там.

Но Совко продолжает лежать, неудобно подвернув под себя ногу и закрыв локтями лицо; мне виден только один его глаз, в нем настороженность и злоба прямо-таки волчья.

– Решил отдохнуть, – насмешливо говорю я. – Собраться с мыслями хочет, чего бы такое еще выкинуть.

Совко меняет позу, нога, видно, затекла. И это движение заставляет его невольно сделать еще одно, потом еще. В конце концов он медленно поднимается и, ни на кого не глядя, усаживается на стул, машинально поддернув на коленях брюки. Ишь ты, навыки какие заимел.

– Ну вот, – удовлетворенно говорит Кузьмич. – Если не возражаете, то продолжим наш разговор.

К такому обращению Совко, кажется, не привык. Он недоверчиво взглядывает на Кузьмича и усмехается.

– Можно и продолжить, – снисходительно соглашается он.

– Тогда перейдем от людей к фактам, – говорит Кузьмич. – Как договорились. Напомню только, что о половине из названных мною людей вы нам ничего еще не успели рассказать. Так будем считать.

– Не последний раз видимся, еще успею, – приходит в себя и пытается острить Совко.

– Уж это конечно, – спокойно соглашается Кузьмич. – А мы не забудем спросить. Так вот, факты. Первый из них – это убийство Семанского. Вы не будете отрицать, что присутствовали при нем?

– Во-во, – удовлетворенно подхватывает Совко. – Присутствовал. Это точно.

– Так и Красиков говорит, – замечает Кузьмич.

При этом он словно не замечает ошарашенного взгляда Совко. Как это так, «Леха говорит», если его тут нет и никогда не было.

– Он же сказал и про лампочку, и про сарай, – как ни в чем не бывало продолжает Кузьмич. – Между прочим, вы с того двора сначала бежать было собрались, а потом вернулись. Почему?

– Леха его в сарай уволочь захотел.

– Леха? – переспрашивает Кузьмич. – Стоит ли в этом пункте путать, Совко?

– Леха, – упрямо повторяет тот.

– Давай, давай, вали на него все, – говорю я. – Он тебе пока ответить не может. Но мне он сказал, что ты велел вернуться.

– Врет.

– Кто врет, это мы скоро разберемся, будь спокоен.

– А может, и не он, и не вы? – спрашивает Кузьмич. – Может… Лев Игнатьевич велел, ну-ка, получше вспомните.

– Не было его там, – твердо говорит Совко.

– Но спрятать он мог велеть. Днем-то он в том дворе бывал, сараи видел.

– Откуда взяли, что бывал?

– Откуда, – усмехается Кузьмич, – про это мы друг друга пока спрашивать не будем.

Это звучит у него вполне миролюбиво, даже деловито и располагает к спокойному разговору. А Совко, видимо, уже устал от напряжения, от необходимости все время быть начеку, все время что-то придумывать и что-то скрывать. Ему сейчас страсть как хочется поговорить спокойно, как бы доверительно, и тихонько попытаться выяснить, что же мы в конце концов знаем, чем располагаем. Я же вижу, сейчас у него в голове от наших разнообразных и неожиданных вопросов полный ералаш. И это больше всего его волнует.

– Так правильно я говорю насчет Льва Игнатьевича? – спрашивает Кузьмич. – Мы ведь договорились очевидные вещи не отрицать.

Ничего тут, конечно, очевидного нет, но фраза эта толкает на откровенность. И Совко сейчас не до ее точного смысла.

– Да не влезает он в такие дела, – машет он рукой.

– Ладно, – соглашается Кузьмич. – Не влезает так не влезает. Кстати, где он сейчас находится, вы, конечно, не знаете?

– Само собой, – нахально улыбается Совко.

– Напрасно. Впрочем, подумайте. Может быть, он тоже подтвердит, что не вы совершили убийство. Одних ваших слов мало, сами понимаете. И на Красикова надежды тоже мало, ему себя надо будет спасать. Словом, я вас не тороплю. Подумайте. Ничего страшнее этого обвинения вам не грозит. И тут каждый свидетель важен. Кстати, с какого этажа спускался в тот вечер во двор Семанский?