Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Черт его знает, с какого, – рассеянно отвечает Совко.

Похоже, он всерьез задумался над словами Кузьмича, и ему не до пустяковых вопросов.

– Красиков сказал, с третьего…

– Ага. Вроде с третьего.

– Кто там живет, не знаете?

– Деятель какой-то. Гвимар к нему все шастал.

– Как этого деятеля зовут?

– А хрен его знает.

– Ты же его квартиру обчистил, – насмешливо замечаю я со своего дивана. – Хоть бы узнал, кого грабишь.

– Пошел ты к… – Совко мгновенно вскипает. – Не знаю никакой кражи. Понял?

Смотри-ка, убийство признает, а квартирную кражу признавать не желает. Интересное кино. Впрочем, от убийства он надеется отвертеться, а от кражи не удастся. Кроме того, кража – это немалая добыча, и в ней немалая его доля, которую он надеется, видно, получить, когда выйдет на свободу. Интересно, дожмет его сейчас по этому пункту Кузьмич или отложит?

– Ладно, – говорит Кузьмич. – И это тоже оставлю вам для размышлений. Только имейте в виду, по краже мы имеем в отношении вас прямые улики. Так что отрицаете вы сейчас тоже очевидную вещь. И еще, – многозначительно добавляет Кузьмич, – впереди у нас с вами разговор о Ермакове.

– Чего?! – ошеломленно спрашивает Совко и таращит свои светлые, пустые глаза на Кузьмича.

– О Ермакове, – властно повторяет Кузьмич.

Совко уже, конечно, забыл, что в припадке ярости случайно назвал эту фамилию: «даже с Ермаковым», по его мнению, не уйдет Муза. «Даже»! И вот сейчас, когда эту фамилию называет Кузьмич, на Совко такая осведомленность действует, конечно, ошеломляюще.

В таком состоянии и уводит его конвой.

Допрос окончен.

Теперь Совко будет мучительно соображать, в какую ловушку он угодил, что нам еще известно, и что ему грозит теперь. Не позавидуешь его состоянию.

Но и нам тоже не позавидуешь. Дело все больше осложняется, все новые люди появляются в нем, все загадочнее их роль, все запутанней связи.

– Давай-ка, милый мой, подведем кое-какие итоги, – предлагает Кузьмич, когда мы остаемся одни. – Кое-что мы до конца все-таки не довели, как считаешь?

– И кое-что новое нам открылось, – добавляю я.

– Именно что, – кивает Кузьмич. – Словом, давай, разберемся, пока все в памяти свежо. И кое-какие пункты себе запишем. Возьми-ка листок, – он достает из ящика стола лист бумаги, протягивает мне, потом придвигает к себе стопку остро очиненных карандашей и продолжает: – Значит, первое. Кое-какие пункты мы не дожали, их запомнить надо и потом Виктору Анатольевичу передать. Например, об этом самом Семанском. Раз уж Совко признал, что знаком с ним, надо было поглубже копнуть: чего он про него знает? Вот, допустим, он сказал, что тот шастал часто к Купрейчику. А зачем? Случайное знакомство ведь.

– Это по словам самого Купрейчика, – с ударением подчеркиваю я. – И якобы исключительно из-за интереса обоих к живописи.

– Вот, вот. Словом, пункт этот остается открытым. До следующего допроса. Так. Что еще?

– Еще неведомый Лев Игнатьевич, – напоминаю я. – Кроме имени мы, по-видимому, и приметы его знаем.

– М-да… – задумчиво соглашается Кузьмич. – Фигура, кажется, интересная. Это с ним Совко приходил обедать в ресторан к Музе. И его видели во дворе. Но тут… Да, тут, пожалуй, рано подступать к Совко. Тут, милый ты мой, надо будет чуток подготовиться. Для начала сделаем-ка мы о нем запрос в Южноморск, а? Запиши-ка это вторым пунктом, запиши.

Я добросовестно записываю.

– Сейчас и позвони, – добавляет Кузьмич. – Прямо по спецсвязи. Может, у них что и есть на этого Льва Игнатьевича. Тоже небось оттуда. Вот так, – он удовлетворенно вздыхает. – Ну-с, что там еще у нас?

– А еще Ермаков, – говорю я, – если пока по людям идти. Это и вовсе для нас темное место.

– Да уж. Прямо удивительно, как это у него сорвалось. Ты его, между прочим, довел, чего уж там говорить.

И непонятно, чего больше в этот момент в голосе Кузьмича – удовлетворения или укоризны. Поэтому я предпочитаю на реплику не реагировать.

– Может, и о нем заодно запрос сделать, о Ермакове этом? – предлагаю я.

– Давай попробуй…

Но в голосе Кузьмича сквозит какое-то сомнение.

– Думаете, его там не знают? – спрашиваю я.

– Думаю я другое… – качает головой Кузьмич.

В который раз он начинает выравнивать карандаши, лежащие перед ним на столе. У Кузьмича прямо-таки страсть к остро отточенным карандашам.

Я молча жду, стараясь угадать, что он думает.

– Видно, это еще тот судак, – говорит наконец Кузьмич. – Голыми руками его не возьмешь. Тут, милый мой, очень осторожно надо идти. Очень. Чтобы чего не испортить. Понятно тебе?

– Так не запрашивать пока?

– Здравствуйте! Кто же это говорит? – почему-то вдруг сердится Кузьмич.

– Пиши, пиши. Пункт третий это будет.

Он недовольно следит, как я делаю очередную запись, и, когда кончаю, добавляет сварливо:

– И, чтобы с людьми кончить, заметим себе, что парня с зеленым кашне и этого самого Купрейчика он, видите ли, и вовсе вроде бы не знает.

– Вот именно, что «вроде бы», – говорю я. – Врет он.

– То, что врет по этому пункту, тоже интересно. Запиши, будь добр.

Кузьмич уже не сердится, он даже как будто извиняется за невольный срыв. Я понимаю, ему тоже нелегко дался этот допрос.

– А теперь чего мы не дожали с тобой по фактам? – говорит Кузьмич. – Как думаешь? Что-то ведь не дожали.

– Насчет зеленого «Жигуля». По-моему, он эту машину ни разу не видел, – говорю я. – А с другой стороны, быть этого не может.

– Да, – соглашается Кузьмич. – Странный момент. Как только подобраться к нему, пока неясно.

– Надо подумать, Федор Кузьмич. Стоит подумать.

– Именно что. Запиши пока, – он делает паузу, пока я записываю, потом спрашивает. – Что у нас еще по фактам осталось неясным?

– Убийство признает, а кражу нет, – напоминаю я.

– Ну, это пожалуй что понятно. С убийством, с кражей. Тут только… Да, вот что! Мотив убийства остался неясен. Ведь это только наше предположение, что добычу не поделили. А на самом деле? Вот о чем мы с Совко еще не поговорили. Ну-ка, запиши.

В голосе Кузьмича чувствуется досада. Действительно, это важный момент, и мы чуть было его не упустили. Я так, честно говоря, просто упустил.

– Да, запиши-ка, – повторяет Кузьмич и заключает: – Вот теперь, я думаю, все. Как считаешь?

– Вроде бы да, – соглашаюсь я, проглядывая свои записи.

– Тогда двигай, – говорит Кузьмич и смотрит на часы. – Вон уже четвертый час. Быстро время как идет. Поторапливайся, пока они все на месте в Южноморске, пока рабочий день там не кончился. И погляди, Денисов вернулся? Что-то он не звонит. Ну, давай, давай. Я пока в госпиталь позвоню, как там сегодня наш Петр.

Я торопливо выхожу из кабинета Кузьмича, закуриваю и уже не спеша иду по длиннейшему коридору в дежурную часть. Оттуда я звоню в Южноморск. К аппарату зову знакомого сотрудника уголовного розыска.