Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

Вопреки прогнозам, корь скоро прошла, так что на Масленой цесаревна выздоровела, но была еще слаба. Оттого Александр Шувалов предложил императрице, и та тут же издала указ, согласно которому великокняжеская чета не должна была получать никаких сведений о происходящем в городе или при дворе, дабы не волновать лишний раз еще не совсем здоровую Екатерину Алексеевну. Собственно, идею подал Шешковский, опасавшийся, что в следующую их встречу Фредерика, пользуясь своей женской властью, заставит его признаться в местонахождении бывших лакеев.

Приказ исполнялся не особенно строго, и согласно донесению, легшему на стол начальника Тайной канцелярии чуть ли не сразу же после объявления монаршей воли, фрейлина Екатерины княжна Гагарина осмелилась нарушить запрет, сообщив цесаревне о гибели князя Репнина [91] Василий Аникитич Репнин (1696–1748) – генерал-фельдцейхмейстер, обер-гофмейстер великого князя Петра Федоровича, начальник шляхетного Кадетского корпуса. , которого заставили больным командовать отправляемым в Богемию корпусом. Он должен был помочь императрице-королеве Марии-Терезии, но Репнин добрался до Богемии и вскоре помер там, как доподлинно знала Гагарина, «от расстройства чувств». На самом деле организм не смог справиться и с хворью, и с суровым зимним путешествием и элементарно не выдержал.

Дарье Алексеевне Гагариной было предписано сделать суровое внушение, но Шешковский просто поговорил с ней, выяснив много любопытных подробностей из жизни Фредерики. В частности, удалось узнать, что находящаяся на заметке у Тайной канцелярии княгиня Грузинская прочит цесаревне великое будущее, неоднократно заикаясь о том, что готова пожертвовать всем и даже собственной жизнью ради счастья и благополучия дражайшей Екатерины Алексеевны. Возможно, это была обыкновенная похвальба, но отчего-то Дарья была уверена, что Мария говорит чистую правду, от нее же Шешковский узнал, что по большому секрету Грузинская неоднократно признавалась в своей ненависти к Елизавете Петровне. В частности, она пеняла государыне на то, что ее любимая Екатерина Алексеевна живет точно в тюрьме, за ней постоянно следят, она обязана отчитываться за каждую копейку, не смеет даже слово кому-либо сказать, коли на то нет высочайшего одобрения гнусной Чоглоковой. И еще:

– Фрейлина Екатерины Алексеевны, Полина Самохина, очень странная барышня, – приглушив голос до шепота, сообщила на ухо следователю Дарья Алексеевна. – Я, конечно, не в восторге от поведения ее сестренки, сбежала неизвестно с кем, ну да она уже наказана, но Полина… – Гагарина закатила глаза.

– Чем же так насолила вам эта самая Самохина? – заинтересовался Степан.

– Она поступила на службу, не зная никаких языков, кроме русского, а ведь такого не бывает! – возбужденно начала Дарья. – Можно не знать немецкого или аглицкого, на французском же она должна была говорить чуть ли не с рождения. Зачастую ко двору поступают девушки, которые с собственными слугами по-русски объясниться не способны. «Дай», «принеси», «пошел вон». И все, а тут… А ведь ее тетушка, царствие ей небесное, я слышала, была статс-дамой, девочек готовили к придворной службе. – Хорошенькое, в конопушках личико княжны порозовело, глаза сверкали праведным гневом.

– А что относительно ее покойной сестры? В смысле, она тоже была не готова к придворной службе? – из вежливости поинтересовался Степан. Ему были безразличны все вместе взятые фрейлины, настораживало другое. Он уже слышал что-то такое об этой самой Полине.

– Что вы, с Дусенькой как раз все было как надо. Одно плохо, была большой мастерицей правила нарушать, за то ее Елизавета Петровна и не жаловала, но то и странно, не бывает такого, чтобы в одной семье двух девиц по-разному воспитывали! Как вы думаете?

– Как я думаю? – Шешковский прошелся по комнате. – У меня отродясь сестер не было. Как я думаю…

– Зато у меня старшая сестра-покойница Настена первее меня фрейлинский шифр получила, а в прошлом году схоронили ее, сердешную, – Даша всхлипнула, прикоснувшись душистым платочком к мгновенно заблестевшим глазам. – Мы тоже были разные и на сестер вовсе не похожие, но няньки, мамки, учителя у нас дома были одни и те же, от старшей сестры ко мне переходили. И так во всех домах. Настенька, папина любимица, всегда такой умненькой была, куда мне до нее. Вот она мне в первый раз на этих сестер и указала, она-то Дусеньку больше меня знала. Незадолго до своей смерти Настя даже поссорилась с Полиной, потому что считала ее, как бы это помягче сказать, незаконнорожденной. Думала, что ее воспитывала ее настоящая мать где-то в глухой деревне, оттого она как полено тупая и совсем на свою сводную сестру не похожа. В тот день как раз приехала ее так называемая тетушка, не та, что подруга государыни, а другая, что навещала ее, когда двор в Ораниенбауме находился. Настенька как узрела сию даму, меня локтем и толкни, мол, смотри – одно лицо! Только ведь это обычное дело, когда племянница на тетушку похожа. Она же, Настенька, к той тетушке подошла и разговор с ней неприятный имела о том, что Полина ее – суть бревно тупое, необразованное и ничего больше, и из какого коровника такую деваху ко двору доставили? Да что она пойдет государыне с докладом. Насилу ее дама та успокоила, потом попросили камергера Евреинова кофию в беседку подать, где они пирожные лимонные кушали и о делах говорили.

А ночью сестре плохо стало, должно быть, простудилась в беседке той окаянной, Чоглокова нам еще говорила, мол, весенняя погода ненадежная, не дай бог кто додумается на травке посидеть, враз застудитесь. А Настенька… в легком платьице…

О смерти Анастасии Алексеевны Гагариной Шешковский уже получал доклад, придворный медик Бургав поставил диагноз воспаление легких, ну да нормального следователя всегда смущают смерти, происходящие сразу же после угрозы «сделать доклад государыне». Да и с чего бы юной девице вдруг скоропостижно помирать от весеннего сквознячка? Да еще и при наличии постоянно дежуривших докторов?

Степан горячо поблагодарил Дашеньку Гагарину и отпустил ее, не сделав никакого внушения. После чего пожелал допросить камергера Евреинова, который в тот день встречал всех явившихся ко двору гостей, но, как назло, именно в это время тот отбыл за какой-то надобностью в Ропшу.

ПОСЛЕ ПАСХИ ДВОР перебрался в Летний дворец, а к концу мая на праздник Вознесения все снялись с места, отправившись в Гостилицы к графу Кириллу Разумовскому.

Следить в походных условиях за двором и особенно переписывать разговоры, проходящие в закрытых помещениях, невероятно сложно. Шувалов выделил дополнительные средства, на которые канцелярия вербовала слуг или внедряла в штат своих людей. Все это вносило понятную сумятицу в отчеты, регулярно доставляемые на стол Шешковского. К примеру, он ничего не понял о визите барона Бретлаха [92] Барон Иоганн Франц фон Претлак (Бретлах) (16 сентября 1708, Дармштадт – 15 ноября 1767, Вена) – австрийский военачальник и дипломат. В 1745 году назначен послом при русском дворе. , который посетил Ее Величество 23 мая. Приславшая сообщение комнатная девушка ограничилась скудной информаций о произошедшем там позднем ужине. А плохо! Степан был готов линчевать негодницу, не предоставившую даже список находившихся за столом. Потому как в ночь после званого ужина произошло очередное покушение на Фредерику.