Найо Марш - Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

Наверное, правильно было бы делать вид, что я принимаю все, как само собой разумеющееся, как должное. Но я, возможно, в последний раз скажу, что понимаю, как невероятно мне везет. Я не первый драматург, замахнувшийся на человека из Уорикшира, и, несомненно, не последний. В своей пьесе я… ну, надеюсь, вы поняли, чего я хотел. Хотел показать своего рода пожар, пылающий внутри этого уникального гения. Его единственным утешением, если позволите так выразиться, была любовь к сыну Хемнету. Именно смерть сына привела к ужасному краху личности художника, и миг, когда Розалин (а я всегда считал, что Смуглая леди и есть Розалин) натягивает на руку перчатку Хемнета, становится кульминацией всего действия. Его иссушает отвращение к себе. Я попробовал представить, что для такого человека единственное возможное спасение – в его работе. Он хотел бы стать Антонием для Розалин-Клеопатры, но сдаться безоговорочно мешает его гений. И – заодно – практичность буржуа из Стратфорда.

Перегрин задумался. Удалось ли ему объяснить свой замысел?

– Не буду развивать. Надеюсь, мы разберемся, о чем все это, работая вместе. – Он вдруг почувствовал ответную волну тепла, необычную в театральной среде. – И еще очень сильно надеюсь, что вы все согласитесь: замечательно открывать театр таким образом. Говорят, дельфин – разумное и общительное создание. Давайте будем добрыми и дружными «дельфинами». Удачи вам всем.

Актеры отозвались пожеланиями в его адрес, ощутив подъем, радость и собственную значимость.

– А теперь, – сказал Перегрин, – давайте взглянем на декорации Джереми Джонса – и настанет время выпить за успех нашего предприятия.

Вслед за читкой состоялся маленький банкет, организованный администрацией со скромным блеском. Все проходило в верхнем фойе. Бармен в белоснежно-белой рубашке, с золотой цепочкой в кармане расписного жилета встречал гостей в полной боевой готовности. Его помощник закатал рукава до плеч, как Боб в «Нашем общем друге» Диккенса. Официанты были одеты в викторианском стиле. На стойке красного дерева выстроились бутылки шампанского в ведерках со льдом; повсюду красовались цветы – исключительно алые розы с листьями папоротника.

В роли хозяина выступал мистер Гринслейд. Помимо актеров труппы, Джереми, Уинтера Морриса, пресс-агентов и постановщика с ассистентом, присутствовали шесть чрезвычайно важных персон из мира театральных финансов, пресса и некто, о ком мистер Моррис, широко раскрыв глаза, сказал: «В социальном смысле выше некуда». Из реплики мистера Гринслейда Перегрин заключил, что за присутствием важных персон прячется фигура мистера Кондусиса, который, естественно, не приехал. Из разговоров наиболее благородных гостей можно было понять, что мистер Кондусис широко известен, как добрый гений «Дельфина».

– Очередной заскок для В. М. К., – сказал самый важный некто. – Мы в изумлении. – (Интересно, кого он называл «мы»?) – С другой стороны, у него, как и у любого из нас, должны быть свои игрушки.

Перегрин задумался, доведется ли ему когда-нибудь услышать нечто, столь же невинно оскорбительное.

– Для нас это вопрос жизни и смерти, – сказал он.

Важный гость посмотрел на него с удивлением.

– Неужели? Ну, может быть. Понимаю. Надеюсь, все идет хорошо. Тем не менее, меня поражает выверт фантазии В. М. К.

– Я его толком не знаю, – промолвил Перегрин.

– А кто из нас знает? Он стал легендой при жизни, и самое замечательное в том, что легенда совершенно правдива. – Довольный собственной шуткой, гость негромко рассмеялся и прошествовал прочь, оставив аромат сигары, шампанского и самого лучшего крема для мужчин.

«Вот стань я таким же сказочно богатым, – подумал Перегрин, – превращусь ли в одного из них? А можно этого избежать?»

Он оказался рядом с Эмили Данн, которая помогала в магазине Джереми и должна была играть Джоан Харт в «Перчатке». Роль девушка получила после прослушивания и после того, как Перегрин посмотрел ее Гермию из «Сна в летнюю ночь». У Эмили было бледное лицо с темными глазами и приветливая улыбка. Перегрин считал, что она выглядит очень разумной; ему нравился ее глубокий голос.

– У тебя есть шампанское? – спросил Перегрин. – Хочешь чего-нибудь поесть?

– Да и нет, спасибо, – сказала Эмили. – Замечательная пьеса. Я не верю своему счастью, что попала в нее. И восхищаюсь «Дельфином».

– Ты читала Джоан совершенно точно. Остается пожалеть, что она сестра Уильяма: ведь только она могла бы подойти ему в качестве жены.

– Думаю, до того, как оба обзавелись семьями, наверняка она впускала его через боковое окошко на Хенли-стрит, когда он возвращался после бурной ночи под утро.

– Конечно, ты совершенно права. Любишь коктейльные вечеринки?

– Не очень, но надеюсь, что полюблю.

– А я уже оставил надежду.

– Знаешь, когда я год назад играла в театре «Сирена», часто смотрела через реку на «Дельфин»; однажды перешла по мосту Блэкфрайарс и, стоя на Уорфингерс-лейн, просто глазела на театр. А потом один знакомый старый рабочий сцены рассказал мне, что его отец открывал там занавес во времена Адольфа Руби. Я даже купила книгу на дешевой распродаже: «Котурны и подмостки». Напечатана в 1860-м и посвящена тогдашнему театру и актерам. Отвратительно написано, но иллюстрации хороши, и «Дельфин» – одна из лучших.

– Дай посмотреть, пожалуйста.

– Обязательно.

– У меня тоже какая-то связь с «Дельфином». Жаль, что мы не встретились на Уорфингерс-лейн, – сказал Перегрин. – Тебе нравятся модели Джереми? Пойдем, поглядим.

Модели были расставлены по фойе и со вкусом освещены. Перегрин и Эмили изучали декорации довольно долго, пока Перегрин вдруг не сообразил, что ему положено общаться с гостями. Эмили, похоже, посетила та же мысль.

– По-моему, Маркус Найт ищет твоего взгляда. И вид у него какой-то зловещий.

– Боже! Такой он и есть. Спасибо.

Двигаясь среди гостей в направлении Найта, Перегрин думал: «Какая приятная девушка!»

Найт встретил его с видом милостивым, однако слегка раздраженным. Он стоял в центре группы: Уинтер Моррис; миссис Гринслейд, выступающая в роли хозяйки, в очаровательном наряде и бесконечно уравновешенная; Дестини Мид и один из важных гостей, который стоял с видом ее владельца.

– Ах, Перри, малыш! – воскликнул Маркус Найт, воздев бокал. – Я все думаю: удастся ли с тобой словцом перекинуться. Умоляю простить, – радостно обратился он к группе. – Если я сейчас же не вцеплюсь в него когтями, он от меня улизнет.

Найт поцеловал руку миссис Гринслейд, похоже, этим озадаченную. «Мы ее забавляем», – горько подумал Перегрин.

– Перри, – сказал Найт, взяв Перегрина за локоток, – мы можем обстоятельно, обстоятельно поговорить о твоей замечательной пьесе? Я серьезно, малыш. О твоей замечательной пьесе.