Николас Блейк - «Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

На том и порешили. Несколько дней спустя они прибыли в Челмсфорд, где, как сообщалось в телеграмме мисс Кавендиш, можно нанять «повозку, чтобы облегчить им» последнюю часть путешествия. Однако они не приняли в расчет суровую погоду тех мест, хотя и в Девоншире зима выдалась холодная. Порыв ледяного восточного ветра ударил их, едва они вышли с вокзала. Повсюду сугробами лежал снег, а сам городок под свинцовым небом казался вымершим.

– Бррр! – поежился Найджел. – Похоже, нам суждено замерзнуть насмерть еще в самом начале сумасбродных приключений с одержимой кошкой. Давай вернемся домой.

Даже Джорджия, которая в экспедициях испытала подобные тяготы и закалилась, все же с тоской вспомнила об их теплом коттедже под уютной крышей. Им все же удалось найти таксиста, который решился преодолеть препятствия истэрхемского тракта. Дорога в десять миль заняла у них более часа. За это время им пришлось пару раз выкапывать себя из-под снежных заносов и рисковать жизнью, когда машина едва не соскользнула в реку на крутом повороте. Когда они наконец достигли Истерхэма, уже сгущались сумерки.

Дувр-Хаус, вероятно, выходил на зеленую лужайку в центре деревни, и хотя вездесущий снег укрыл все кругом, он не сумел окончательно стереть очарование дома мисс Кавендиш. Благодаря симметрии окон и труб, островерхой крыши и уютных башенок, крыльца, окна над ним и кованой калитки даже под снегом это строение из красного кирпича сохраняло, подобно укутанной в меха даме, элегантную красоту.

– Что я тебе говорила? – шепнула Джорджия. – Живя в таком идеальном доме, трудно быть безумной.

Найджел про себя усомнился в логичности этого замечания. Голова у него словно заиндевела от холода, а потому в ней нашлось место только для одной застуженной мысли: в каком же огромном доме живет маленькая женщина! Ибо встретившая их в холле Кларисса Кавендиш была поистине крошечной, сущая пушинка, столь же изящная в своей филигранности, как снежинка: белые волосы уложены в высокую прическу, а фарфоровая кожа лица – настоящий триумф искусства или природы.

– Чудовищный снегопад, вы не находите? – произнесла она тонким голоском, ясным и звонким, как колокольчик, и идеально подходившим ее внешности. – Вы, верно, устали с дороги. Я покажу вам вашу комнату. А потом мы с вами почаевничаем, Джорджия. Мистер Стрейнджуэйс, без сомнения, предпочтет кларет.

Найджел запротестовал: не пьет кларет в половину пятого дня.

– Тогда бутылка придется к обеду, – откликнулась мисс Кавендиш. Смысл этого замечания Найджелу предстояло вскоре узнать.

После чая хозяйка предложила показать им дом. Найджел охотно согласился, заинтересовавшись многочисленными красивыми и ценными вещицами, какие успел заметить в гостиной – изящными креслами восемнадцатого века работы Джона Хепплуайта, гравюрой Бартолоцци, миниатюрами Косуэя, приставным столиком с эмалями Бэттерси, застекленной горкой, полной вееров, игрушек, табакерок и прочих мелочей изысканнейшей работы, шелковыми занавесями и изящным неоклассическим камином.

Дом был гораздо больше, чем он счел поначалу. Маленькая и прямая, как свечка, мисс Кавендиш вела гостей из комнаты в комнату. Каждая комната хранила красивые пропорции своей эпохи. С беспечным равнодушием к требованиям о затемнении мисс Кавендиш включала свет. Хрустальные люстры сияли водопадами искрящихся льдинок и не нарушали иллюзии прежней эпохи. Двери повсюду были красного дерева, стены были окрашены в тона зеленого, желтого, голубого и серого цветов.

– Восхитительно, – механически повторял Найджел. – Идеальная комната.

А еще он то и дело щипал себя, чтобы удостовериться, что не спит, и посматривал на жену. Ведь за исключением гостиной, маленькой утренней комнаты, спальни мисс Кавендиш и их собственной, все до единой комнаты, куда они входили, были абсолютно пусты. Ни единого предмета обстановки, ни занавески или ковра не нарушали их изысканную симметрию. Когда они вернулись в гостиную, Найджел не мог подобрать слов, чтобы воздать должное увиденному и не задеть чувства мисс Кавендиш. Однако Джорджия с обычной своей прямотой перешла сразу к сути:

– Почему вы держите все комнаты пустыми, кузина Кларисса?

– Потому что не могу позволить себе обставить их в том стиле, какого они требуют, моя дорогая, – последовал логичный ответ. – Я предпочитаю жить в части красивого дома, чем в целом безобразном. Согласитесь, старуха имеет право на фанаберии.

– Я бы назвал это весьма разумным, – вставил Найджел. – Вы можете расширять или сужать жилое пространство дома согласно колебаниям вашего дохода.

– Подозреваю, мистер Стрейнджуэйс, – объявила Кларисса Кавендиш, – мы с вами найдем общий язык.

– Можно было поставить в каждую комнату по роялю и пригласить погостить десять пианистов, и пусть играют все вместе. Резонанс при таких высоких потолках получился бы потрясающий, – мечтательно заметила Джорджия.

– Я питаю отвращение к пианино. Это инструмент, годный только для того, чтобы на нем практиковались дочки коммивояжеров. Клавесин очень даже неплох, клавикорды сойдут. Но пианино, нет, полагаю, оно издает весьма вульгарные, претенциозные звуки. Я удивлена, что Рестэрик на нем играет.

– Рестэрик?

– Хэйуорд Рестэрик – владелец Истерхэм-Мэнор. Поместье принадлежит его семье продолжительное время. Это они построили Дувр-Хаус.

– Ах да, – сказал Найджел, – это тот, чья кошка свела нас вместе, верно? Не расскажете ли про кошку, мисс Кавендиш?

– После обеда, мистер Стрейнджуэйс. Такая история должна дождаться хорошего пищеварения. Я старая женщина, и меня нельзя торопить.

Два часа спустя, переодеваясь в спальне к обеду, Джорджия сказала Найджелу:

– Надеюсь, я не совершила большой ошибки, притащив тебя сюда.

– Я ни за что бы такое не пропустил, дорогая. Но от чего она стала такой?

– Припоминаю, что Кларисса была одной из первых «синих чулков», преподавательниц в Джиртоне [19] Женский колледж Кэмбриджского университета, основан в 1869 г. . Сделала себе имя как историк, занималась восемнадцатым веком и насквозь им пропиталась. Потом у нее случился нервный срыв, говорили, дело в переутомлении, и, кажется, была несчастная любовь. Кларисса оправилась, но все же безвозвратно застряла в георгианской эпохе. Разумеется, ее вынудили отказаться от преподавательского поста, Клариссе пришлось несладко, и она подрабатывала гувернанткой, пока не подвернулось наследство.

Снизу донесся слабый и нежный звон, как от музыкальной шкатулки. Джорджия и Найджел спустились к обеду. Белые панели малой гостиной подчеркивали изящество и свежий цвет лица их хозяйки, чьи глаза лучились безмятежной радостью. Найджел был тронут, отметив в этой старухе острый ум и веселую независимость девушки, которой она была когда-то. При мысли о том, что ей пришлось быть гувернанткой и сносить прихоти бесцеремонных или смотревших на нее свысока нанимателей, становилось тошно на душе.