Николас Блейк - «Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

– Да будет тебе, старина, – нарушил тишину Хэйуорд. – Таких людей в реальной жизни не существует. Даже в самых худших из нас есть толика хорошего… как там говорится?

– А как насчет Гитлера? – поинтересовалась мисс Эйнсли.

– А Рестэрик прав, – вмешался Уилл Дайкс. – Слишком уж это книжно. В реальной жизни таких не встретишь. Персонажи вроде слуги или гувернантки из повести Генри Джеймса «Поворот винта» в реальности по улицам не ходят.

– А вот тут вы ошибаетесь, – возразил Эндрю Рестэрик. – Я побродил по свету и говорю вам, что встречал таких извергов. Трех, если быть точным. Одного американца в Константинополе, тот промышлял шантажом. Другой был садист-штурмовик в Бреслау. Однажды ночью он напился и поведал мне по секрету, что живет попросту ради пыток, которым подвергает узников… – Эндрю Рестэрик замолк.

– А третий? – невозмутимо подстегнула его мисс Кавендиш. – Уверена, под развязку ты приберег нечто исключительно жуткое.

– А третьего, – медленно произнес Эндрю Рестэрик, как показалось Найджелу, с болью и в глубокой растерянности, – если я не ошибаюсь… можно сегодня найти в этом доме.

– Ах ты боже мой, Эндрю! – воскликнула Кларисса Кавендиш. – Какие гнусности ты говоришь! У меня по всему телу мурашки!

– Ты просто провокатор, Эндрю! – воскликнула миссис Рестэрик, пытаясь разрядить ситуацию. – Эндрю такой мастак по части розыгрышей. Вот и сейчас он старается нагнать на нас панику перед нашим маленьким сеансом. Так не пойдет, Эндрю. Мистер Стрейнджуэйс хочет, чтобы мы проявили здравый научный подход.

– Прости, Шарлотта, у меня разыгралось воображение, – откликнулся Эндрю Рестэрик. – Но я все равно считаю, что подобные люди существуют. А вы что скажете, доктор Боуджен? У вас, вероятно, богатый опыт.

Доктор, настороженно следивший за этой перепалкой, расчесал пальцами бороду. Взгляд у него стал расплывчатым и отстраненным, словно он начал перебирать в уме истории болезней.

– Склонен с вами согласиться, Рестэрик. Разумеется, люди моей профессии не руководствуются категориями добра и зла. Есть только болезнь и здоровье. Мы никогда не судим. Но я полагаю, могут существовать неизлечимо больные личности, которые, как вы выразились, живут ради зла. Думаю, вы правы.

В этот момент хозяйка решительно положила конец зловещему разговору, предложив дамам удалиться. Когда джентльмены остались одни, Найджелу представился случай внимательнее осмотреть комнату. Столовая была достаточно просторной, чтобы именоваться залом для приемов, в дальнем конце даже имелась галерея для музыкантов. Стол освещали электрические свечи в тяжелых железных рожках, а в огромном камине полыхал большой огонь.

– Да, наверно, приятно жить в старинном доме, – вежливо сказал он Хэйуорду Рестрику.

– Могу вам его показать. На самом деле наверху сущий лабиринт из небольших комнат и переходов. Приходите завтра утром. И приводите красавицу-жену. Вам и с детишками надо познакомиться.

Представление о статной Шарлоте Рестэрик почему-то не вязалось у Найджела с детьми. Он сказал, что будет очень рад.

– Да и вот еще, Стрейнджуэйс, – продолжил хозяин с видом меланхоличного спаниеля, пойманного на каком-то проступке, – этот ваш сегодняшний сеанс. Моя жена чертовски на него настроилась, хотя я… надо сказать… учитывая, что все немного на взводе… эта война, сами понимаете… не стоит пугать женщин, вот я и подумал… а вы что скажете?

Из этой бессвязной речи Найджел заключил, что хозяин желал бы, чтобы «психические исследования» не проводили, но не хотел нести ответственность за их отмену. Найджел был бы только рад удовлетворить желание хозяина, особенно после того, как поймал пронзительный, скептический взгляд доктора Боуджена, который не сулил ничего хорошего шарлатанам. Однако происходящее в Истерхэм-Мэнор таило в себе такую загадку, что любопытство взяло верх над осторожностью. Найджел пошел на компромисс и сказал Хэйуорду Рестэрику, что, по его мнению, следует все-же попытаться, ведь хозяйка ждет сеанса, но все будет очень спокойно и без лишних сенсаций – просто «попробуем нащупать факты».

Спустя час все дружно поднялись в Епископскую комнату. Это было непритязательное помещение, унылое и промозглое, невзирая на полыхающий в камине огонь. Вдоль стен выстроились книжные шкафы, заставленные затхлыми фолиантами в кожаных переплетах и подшивками с номерами неведомых газет и журналов девятнадцатого века. Потолок был таким низким, что Найджелу пришлось пригнуться, чтобы не удариться о какую-нибудь массивную балку. Ледяные сквозняки, как мыши, шныряли по полу, забираясь в штанины и под юбки, норовя застудить щиколотки.

Ничто, однако, не укротило пыл Шарлотты Рестэрик. Поднявшись со своего места и прижав руки к внушительному бюсту, она объявила сидящим полукругом слушателям, что счастлива представить мистера Стрейнджуэйса, известного эксперта проблем психики, который с их помощью раскроет тайну Епископской комнаты.

Находясь в промозглом, унылом помещении и слушая высокопарные слова Шарлотты, Найджел чувствовал, что у него то вскипала, то стыла в жилах кровь. Он занял свое место посреди комнаты, проигнорировав вопиющее подмигивание Джорджии и, стараясь не встречаться взглядом с доктором Боудженом, начал свою речь. Миссис Рестэрик преувеличила его заслуги. Он всего лишь дилетант в вопросах психики человека. Но эпизод в канун Рождества до странности его заинтересовал… и кстати, где Скриблс?

Зардевшись, Шарлота Рестэрик сказала, что чувствует себя виноватой, ведь от волнения совершенно забыла, что надо принести кошку. Она произнесла несколько слов в телефонную трубку. Найджел ожидал увидеть дворецкого с кошкой на подносе, но к ним вошла служанка со Скриблс на руках – и была вне себя от страха, что очутилась в комнате с привидениями. Уронив свою ношу на пол, работница сбежала на кухню. Кошка тут же свернулась клубком и заснула у ног Найджела.

А Найджел, желая скрыть свое недоумение, начал опрашивать присутствующих, что они видели в ту ночь. Рассказы свидетелей мало чем отличались друг от друга. Только Джунис Эйнсли, содрогаясь, заявила, что видела, как жуткая тень мелькнула вдоль стены, о которую билась кошка.

– Самовнушение, – пробормотал доктор Боуджен, подтверждая тем самым вывод Найджела.

От Эндрю Рестэрика последовал приукрашенный рассказ о поведении Скриблс, полученный, надо полагать, из вторых рук. Ведь он (как утверждала мисс Кавендиш) следил не за виновницей переполоха в канун Рождества, а за тем, какое это произвело впечатление. Хэйуорд Рестэрик прозаично и сухо изложил историю Епископской комнаты. Все словно съежились и немного стыдились того, как бурно отреагировали на случившееся. У Найджела создалось впечатление, что не хватает чего-то существенно важного – возможно, неуловимой Элизабет Рестэрик.