Николай Свечин - Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко [СИ litres]

– Под её звуки и отлетела её душа. Тут и кончается поэзия моей жизни. Теперь перехожу к интересующей вас прозе. С полгода прожил я ещё с отцом Виргинии, вместе оплакивая дорогую нам усопшую.

Он сильно привязался ко мне и, расставаясь, пожелал сообщить некую тайну, а именно: он указал мне на один сорт дерева, произрастающего только там, на Кубе. По его словам, из этого дерева великие мастера изготовляли свои скрипки, достигая в них изумительного тона и звучности. Я тут же проверил его слова и убедился в их правильности. Уезжая с острова, я уговорился с ним, что ежегодно он будет высылать мне в Петербург определённый запас дерева. И вот в течение 15 лет он в точности выполняет своё обещание. Теперь мне удаётся создавать инструменты, достоинством мало уступающие скрипкам Амати, Стейнера, Гварнери и других великих старых мастеров.

Конечно, конкурентов и завистников у меня немало, и мне приходится сугубо беречь мою тайну. Вот почему дерево я получаю на чужой адрес честного и мне давно знакомого человека. Для большей предосторожности дерево это мне пересылается не в виде обычных болванок, а под видом довольно нарядных деревянных футляров и даже с некоторым содержимым. Чтобы убедить вас окончательно во всём рассказанном, я покажу вам духовное завещание, мною составленное, по которому, оставляя всё своё имущество Петербургской Консерватории, я завещаю ей и секрет выделки моих скрипок.

Старик вынул из стола пожелтевшую аккуратно свёрнутую бумагу и протянул её мне. Сомнений не было – он говорил правду.

Извинившись за причинённое беспокойство, я крепко пожал его руку и вышел на улицу. Я медленно прошёл Торговую, обогнул Мариинский театр, углубился в Офицерскую и свернул к себе на Екатерининский канал [65] В здании на Офицерской, 28 размещалась петербургская Сыскная полиция; помощник начальника сыскной А.Ф. Кошко проживал вблизи от места службы по адресу: Екатерининский канал, 93. . Тяжело было возвращаться к прозе жизни – в памяти жил странный рассказ старика, а в ушах неотступно звучала элегия Масснэ.

С тех пор прошло двадцать с лишним лет. Бедный Авенариус, конечно, умер, вот почему, как мне кажется, я не нарушу обещания и не совершу нескромности, рассказав о тайне старого скрипача с Торговой улицы.

В 1908 году начальник петербургской сыскной полиции Филиппов сильно и надолго занемог, и я принялся исполнять его обязанности. Дел было много, и я с головой ушёл в работу. Как-то совершенно для меня неожиданно звонит мне директор Департамента полиции Трусевич [66] Максимилиан Иванович Трусевич (1863 – не ранее 1937). и вызывает к себе. Являюсь.

– Я вызвал вас для того, чтобы предложить вам должность начальника московской сыскной полиции. Согласны ли вы её принять?

Я поблагодарил за оказанное мне доверие, но попросил Трусевича разрешить мне дать ему ответ дня через три. С неохотой он на это согласился. В ту пору меня не тянуло в Москву: только что начатая сенатором Гариным [67] Николай Павлович Гарин (1861 – не ранее 1935). ревизия московского градоначальства обнаружила полную дезорганизацию тамошней сыскной полиции, а потому служба в ней сулила мало отрадного. К тому же с переездом в Москву моим детям пришлось бы менять учебные заведения среди учебного года, что тоже являлось нежелательным: да, наконец, просто не хотелось уезжать из Петербурга, где я успел пустить глубокие корни. В моём решении остаться подкрепил меня ещё и градоначальник генерал фон дер Лауниц [68] А.Ф. Кошко опять подвела память – петербургский градоначальник Владимир Фёдорович фон дер Лауниц (родился в 1855 году) был убит 21 декабря 1906 года, за год до описываемых событий. В начале 1908 года градоначальство возглавлял Даниил Васильевич Драчевский (1858–1918). :

– Охота вам лезть в эту кашу? – сказал он мне. – Ведь Филиппов не сегодня-завтра уйдёт, и вы, конечно, будете назначены на его место.

Итак, я окончательно отказался от Москвы, о чём и сообщил Трусевичу. Прошло недели две. Занятый текущей работой, я и думать перестал о недавно сделанном мне предложении. Как вдруг секретарь директора Департамента полиции Прозоровский сообщает мне по телефону о том, что мне приказано такого-то числа явиться в Елагин дворец [69] 12 августа 1906 года на даче председателя совета министров Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911) на Аптекарском острове было совершено покушение на его жизнь. В результате взрыва бомбы погибло двадцать четыре человека, однако сам Столыпин не пострадал. Для обеспечения безопасности с января 1907 года председателя совета министров поселили во дворце императорской семьи на Елагином острове. к министру-председателю Столыпину.

Этот вызов был явлением необычным, и я тщетно ломал себе голову, по какому случаю желает меня видеть Столыпин.

В назначенный час я, конечно, был на месте и восседал в приёмной с десятком других лиц, явившихся на приём. Вскоре приехал Трусевич, поздоровался со мной, но не сказал ни слова. Он ранее других был принят премьером. Пробыв в кабинете председателя минут пять, Трусевич приоткрыл дверь, пошарил в приёмной глазами и, найдя меня, позвал в кабинет. Из-за письменного стола навстречу мне привстал Столыпин. Умные, несколько грустные глаза, скорбная складка между бровей, как бы чуть-чуть припухшие губы, высоко поднятая голова – всё это придавало ему сильно озабоченный, но и несколько надменный вид:

– Садитесь, – сказал он холодно.

Затем, не торопясь, снял очки, отложил их в сторону, провёл пальцами по усталым глазам и вдруг, быстро повернувшись ко мне, неожиданно спросил:

– Когда вы думаете ехать в Москву?

Я ясно почувствовал в его тоне, что он не допускает даже мысли об отказе. Конечно, от Трусевича он знал о моём нежелании ехать, но полагал, очевидно, что вызов к себе по тому же вопросу равносилен приказанию и что отказа быть не может.

– Когда прикажете, ваше высокопревосходительство, – ответил я.

– Вот и прекрасно, – сказал Столыпин, – в московской сыскной полиции чёрт знает, что творится. Наведите порядок, реорганизуйте её.

И затем, обратясь к Трусевичу, добавил:

– Выдайте господину Кошко полагающиеся ему подъёмные и прогоны в максимальном размере.

Затем, снова обратясь ко мне:

– Поезжайте, пожалуйста, возможно скорее. До свиданья. Желаю вам полного успеха.

И, протянув мне руку, он отпустил меня. Не дожидаясь Трусевича, я уехал. Смутно было у меня на душе. Конечно, явиться в Москву в качестве, так сказать, ставленника Столыпина было лестно, но, с другой стороны, это форсированное назначение меня несколько коробило. Столыпин не пожелал посчитаться с моим нежеланием не ехать, не интересуясь даже мотивами моего отказа. Департамент полиции отпустил мне щедрые прогоны в размере трёх тысяч рублей, и недели через две я уже был в Москве.