Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 26. Убийство в спальне

— Вы звонили ему в офис или на дом?

— На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить нельзя.

— Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний номер?

— Нет. Хотел, но не смог.

— Почему?

— Сказал, что этот номер известен только его личной медсестре. Так якобы нужно для дела.

— Значит, с доктором Канцлером вам связаться не удалось?

— Нет.

— Где вас схватила полиция?

— На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться до доктора Канцлера.

— Вы ему доверяете?

— Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.

— Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали деньги от Балларда.

— Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я не говорила, вот и все.

— Но почему? Потому что не доверяете?

— Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Канцлера это раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И конечно же я никогда не забывала об отце. Предположив, что кто-то бы вдруг меня убил или я внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях, что и как. А вот б дневнике я доктору Канцлеру сказала. Описала ему, куда пойти и где искать.

Мейсон слегка нахмурился:

— Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?

— Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.

— Что ж, пока достаточно, — вздохнул Мейсон. — Вас сейчас пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то, что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут классифицировать убийство как непредумышленное.

— А если нет?

— Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне рассказали, — правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до конца.

Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме:

— Каковы мои шансы, мистер Мейсон?

— В данный момент не очень хорошие.

— Двадцать пять из ста?

— Пока еще нет.

— Десять из ста?

— Остановимся на пяти. Так будет честнее.

— Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.

— Нет, мисс Дюваль, — возразил Мейсон, — я всего-навсего пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.

Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.

— Я в-всегда иг-граю ч-честно!..

— Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным, что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.

Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа окончена, и вышел.

Покинув здание тюрьмы, он сел в машину и поехал к себе домой.

Телефон зазвонил, когда он еще стоял в прихожей. Номер знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, поэтому Мейсон поспешно прошел в комнату и взял трубку.

— Слушаю. Пол, это ты?

— Я, мой дорогой Холмс! Надеюсь, на пенсию ты пока еще не собрался?

— Что у тебя опять?

— Сегодняшний день оказался не такой уж и плохой, Перри!

— Да ну? По мне — так хуже не бывает. Все вверх тормашками, но если и завтра…

— Ты поговорил с клиентом?

— Да, поговорил.

— Как она?

— Плохо, Пол. Рассказала полиции все, чего не следовало. Если их припрет, они ее не пощадят — постараются навесить убийство высшей категории.

— И ничто их не остановит? Почему ты сказал «если их припрет»?

— Потому что Гамильтон Бюргер предложил ей сделку — смягчить убийство до непредумышленного в обмен на заявление, что я опускал и поднимал шторку в доме Балларда для того, чтобы подать ей сигнал.

— Как это отразится на тебе?

— Статья за лжесвидетельство и тюремное заключение. Но я так просто не сдамся. Я заставлю их попрыгать на сковородке.

— Как?

— Подведу к тому, что Арлен признается, чего они от нее хотели, — снизить наказание в обмен на нужное заявг ление. Я выставлю Гамильтона Бюргера в таком свете, что всем станет ясно — этот многими уважаемый прокурор готов посмотреть сквозь пальцы даже на первостатейное умышленное убийство, только бы засадить меня, лишив при этом адвокатского звания.

— И ты мог бы доказать?

— Я бы вытащил Бюргера к свидетельской стойке, а уж тут ты меня знаешь. Если такое произойдет, я ему просто-напросто не оставлю выбора. Либо он вынужден будет признаться, либо начнет врать.

— При условии, конечно, что девушка сказала правду.

— Но подумай сам, Пол, у них на руках почти классическое заранее спланированное убийство со всеми отягчающими обстоятельствами, и если они сведут его до непредумышленного, то никакого другого подтверждения ее рассказа мне и не нужно.

— Ну, ладно, Перри, а теперь послушай хорошие новости. Пари за тобой, я проиграл тебе десять долларов.

— Какие десять долларов?

— Те, что ты поставил на список номеров на листке у Сэккита, если они окажутся номерами банкнотов из числа похищенных.

Мейсон перехватил трубку в другую руку.

— Что? Что ты сейчас сказал?

— Я говорил о списке номеров.

— Откуда ты это узнал?

— Когда мне позвонил Харви Найлз, я рассказал про пленку. Про нашу пленку. Найлз готов биться об заклад, что пленка была в порядке и что фотограф испортил ее у себя в лаборатории. Случайно или нет — неизвестно, но Найлз уверен, что нет. По его словам, кто-то знал, куда мы поехали, и фотографа купили.

— А ты что думаешь?

— Не знаю, Перри. Но дело в том, что Харви вспомнил о последнем кадре на своей предыдущей пленке, помнишь? Ты держал листок в руке, он один раз щелкнул, и пленка кончилась, он стал менять кассеты и тебе уже отдал не старую пленку, а новую. Короче, вернувшись к себе в лабораторию, он эту свою пленку сразу же проявил, и все получилось. Представляешь, тридцать шесть кадров — и ни одного не испорчено? Картинки — хоть сейчас на выставку. Томас-ГоварД-Сэккит-Прим на пляже в компании соблазнительной Афродиты. Есть, как они обнимаются, целуются и даже то, как он ее обнял в последний раз, когда увидел, что мы приближаемся, и принял нас за полицейских. Тебе тогда показалось, что он засунул ей что-то в купальник, и ты был прав, черт подери! У Найлза это все заснято, и если увеличить как следует, то можно различить в руке Сэккита, в той, которой он обнял ее сзади, что-то белое. Он что-то определенно ей засунул. Различить нетрудно, потому что там голая спина, и ничего больше. Купальник почти отсутствует — вырез от плеч и до самой… ну, ты понимаешь.