Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 26. Убийство в спальне

Мейсон обдумывал поступившую информацию.

— Хорошо, Баллард, — заговорил он наконец, — приходится признать, что этот факт полностью исключает причастность к случившемуся кого-либо, кроме вас и Дюваля.

— Правильно. Так оно и есть. И полиция так же подумала.

Последовала еще одна пауза, после которой первым заговорил Баллард:

— Конечно, если бы деньги взял я, то Дюваль обязательно должен был бы быть моим сообщником. При таком варианте это, несомненно, было бы делом рук двоих похитителей. Мы бы в таком случае просто распределили обязанности. Но если деньги взял Дюваль, то с моей стороны это могло оказаться просто небрежностью. Никто не оспаривает тот факт, что человеком, который отвечает непосредственно за помещение денег в пакет, был именно Дюваль. И он сам сказал, что положил туда деньги.

— А вам полагалось следить за тем, как он это делал, правильно?

— Да, правильно.

— И если бы вы проявили небрежность в том, что вам полагалось делать, то Дюваль мог бы эти денежки прикарманить.

— Да, я проявил небрежность, и он их прикарманил.

— Ну что ж, во всяком случае, он мог это сделать.

— Да, вы правы.

— Но если бы похищение организовали вы, то без Дюваля бы вам не обойтись, так?

— Именно так.

— А как насчет подмены? Я имею в виду замену самого пакета.

Баллард покачал головой.

— Если вы подразумеваете кого-то постороннего, то это невозможно. Это мог сделать либо Дюваль, либо я, причем я не смог бы этого сделать без участия Дюваля.

— Поясните, пожалуйста, почему вы сказали, что для постороннего невозможно подменить пакеты?

— Потому что водитель по пути из нашего банка до его отделения в Санта-Ане ни разу не останавливался. Потому что даже если бы он и остановился, то все равно не смог бы попасть туда, где лежали деньги.

— Предположим, у него был ключ.

— Но ключа у него не было.

— Постойте, давайте все-таки предположим. У него был ключ, который он смог где-то достать, и…

— Ладно, на это я тоже отвечу. Предположим, он остановил фургон. Предположим, у него был ключ, и он уже держал наготове пакеты для подмены. И все равно это не мог бьпь он.

— Почему нет?

— Потому что это мог быть он, если бы в подсунутых пакетах оказались какие-нибудь газеты, или книги, или еще что-нибудь, но не забывайте, что там оказались чеки, которые можно было взять, только имея доступ внутрь нашего банка. А водители внутрь банка никогда не допускаются.

— То есть тот водитель никак не мог попасть в банк?

— Совершенно точно. Никому не позволено входить в банк через ту боковую дверь, где мы работали. Она служит специально для отгрузки денег.

— А чеки не могли быть приготовлены заранее?

— Нет. Это были чеки, принятые к оплате, оплаченные и подшитые в папки в течение часа перед отправкой фургона.

Мейсон помедлил и, как бы подводя итог, сказал:

— И все это в совокупности указывает на Дюваля, не так ли?

— Да это просто должен был быть Дюваль. А вдобавок ко всему он еще и попался потом с частью пропавших денег.

— Насколько мне известно, — сказал дальше Мейсон, — номера банкнотов на сумму пять тысяч долларов были записаны.

— Верно, — кивнул Баллард.

— А у кого эти номера?

— О, этот список с номерами является чуть ли не самым секретным аспектом всего дела. Он — в руках у ФБР, и его так строго охраняют, что узнать что-либо невозможно. Даже самым доверенным полицейским чинам. Существует инструкция, предписывающая каждому, наткнувшемуся на внушающие подозрение деньги, тут же все их скупить, передать куда следует, а там их номера спишут на специальный, не предназначенный для посторонних глаз листок, который далее передается шефу полиции, а от него идет в ФБР. И начинают сравнивать.

— Но часть пропавших денег они уже нашли?

— Не знаю, меня в это дело никто не посвящает. Вы можете давать им свою информацию, но от них в ответ не получите ничего.

— А вы им что-то сообщили?

— Послушайте, Мейсон, я вижу, вы ведете честную игру, и я открою вам один маленький секрет. В той партии денег было несколько тысячедолларовых бумажек, и у полиции сейчас есть номер одной из них.

— Интересно. И как же это получилось?

— Я его запомнил. Случайно. Когда тысячедолларовые банкноты принесли из подвала, то они были в пачке. А я в тот день поставил на скачках, помните? И весь день искал какие-нибудь знаки или приметы, короче, что-нибудь предвещающее удачу. Забег начинался через несколько минут, я взял эту пачку тысячных, и номер на самой верхней был 000151. Моя лошадка бежала под номером пять, и я посчитал это за предзнаменование. Это означало, что моя придет первой и за ней даже близко никого не будет. Глупость, конечно, но игроки мыслят по-своему — каждая мелочь им что-то говорит. Вот так я и запомнил. Правда, вспомнил я об этом не сразу, а уже после нескольких бесед или допросов — не знаю, как назвать, того молодого парня.

— Какого парня?

— Из полиции. Хотя, может быть, и из ФБР. Точно не знаю откуда, но представлялся полицейским. Приходил снова и снова раз десять — терпеливый такой, вежливый… но настырный. И каждый раз просил вспомнить все, что произошло в тот день. Естественно, мистер Мейсон, я ему каждый раз рассказывал, что и как делал, и вот буквально несколько дней назад этот номер как будто всплыл у меня откуда-то в голове. Пятерка между двумя единицами и остальные нули.

— А не могли вы, Баллард, перепутать цифры?

— Ну уж нет! Они и сейчас у меня перед глазами.

— И это единственный номер, известный полиции?

— Насколько я знаю, так оно и есть, мистер Мейсон. Я же говорил, что меня используют в одну сторону — я им информацию даю, а они мне нет.

— Спасибо, Баллард. Как и полиция, я пытаюсь для себя разобраться в этом деле.

И снова они молча внимательно следили за дорогой.

— А что вы узнали о дочери Дюваля? — спросил Баллард как бы невзначай. — Чем она сейчас занимается?

— А я даже и не знаю, занимается ли она вообще чем-нибудь, — ответил Мейсон.

— Раньше она была очень приличной секретаршей. Не сомневаюсь — полицейские с нее глаз не спускают и проходу не дают. Пожалуйста, мистер Мейсон, у следующего светофора направо… тут еще немного проехать… теперь налево… а вот и мой дом — маленькое бунгало на самом углу. Следовало бы, конечно, продать его после смерти жены, но тогда не нашлось покупателя, а сейчас уже и жалко. Цены растут. Сдавать в аренду тоже не очень хочется, потому что для жильцов это будет собственность не своя, а значит, и рента, которую они мне заплатят, будет немногим больше того, что я заплатил бы, живя в нем сам плюс ремонт. Но, черт побери, мистер Мейсон, что-то я сегодня разговорился — тарахчу как старая мельница. Вы умеете расположить к себе, потому что с другими я бы и-за полгода столько не сказал.