Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 20. Дело о сумасбродной красотке

— Если позволит суд, — продолжал Мейсон. — я попрошу все-таки перечитать в протоколе ответ свидетеля, чтобы убедиться, что он занесен туда и я его правильно понял.

— Протестую против повторного чтения! — заявил Гамильтон Бюргер. — Это… этим должна заняться конфликтная комиссия коллегии адвокатов, только она может принять дисциплинарные меры. Эти адвокаты, явно предвидя, что я имел в виду, передернули карты таким образом… Это противоречит здравому смыслу!

— Если я правильно понял, — снова заговорил Мейсон, — то теперь окружной прокурор возражает против повторного прочтения части судебного документа?

— Я требую изъятия ответа свидетеля, требую, чтобы это было сделано до прочтения, — повторил Гамильтон Бюргер.

— Создалась абсолютно невозможная ситуация, — заявил судья Майлз. — Я могу понять окружного прокурора, который был застигнут врасплох признанием свидетеля. Но, как уже упоминалось на предварительном заседании, это признание неприкосновенности предоставлено в печатной форме, точно так же как в печатной форме имеется заявление, что свидетелю гарантируется неприкосновенность при любом совершенном им преступлении, которое может быть раскрыто в процессе ответа на задаваемый вопрос и в котором свидетель в том или ином виде принимал участие.

— Если позволит суд, могу я снова ходатайствовать о повторном чтении вопроса к свидетелю и его ответа?

Судья Майлз бросил взгляд на Мейсона и ухмыляющегося Джарвиса Гилмора и с раздражением приказал стенографисту:

— Прочтите ответ на вопрос! Нет, прочтите и вопрос, и ответ!

Стенографист прочел вопрос:

— «Послушайте, где вы взяли стодолларовую купюру?»

Потом, перевернув страницу стенографического блокнота, прочел:

— Ответ был: «Я взял эту стодолларовую купюру у убитого мной Марвина Фремона… у Марвина Фремона после того, как я его убил».

— Спасибо! И Опять перед нами вопрос неправомерного поведения окружного прокурора и его неправомочных заявлений присяжным заседателям по поводу фактов, отсутствующих в свидетельских показаниях, — заявил Мейсон.

— Это уже повторно рассматривается вопрос о неправомерном поведении, — констатировал судья Майлз. — Я предупреждал окружного прокурора, что это не совсем обычная процедура, поэтому желательно было, чтобы он держал в узде свой гнев и вспыльчивость, сохраняя хладнокровие. И снова я не могу не предостеречь присяжных заседателей и прошу их не обращать внимания ни на какие заявления обвинения, пока эти заявления не подтверждаются фактами, то есть свидетельствами. Мистер Мейсон, вы хотите заявить, что в ходе судебного процесса допущены нарушения закона?

— Нет, ваша честь, я хотел бы просить суд предупредить окружного прокурора, чтобы он больше не делал подобных заявлений, не подкрепленных свидетельскими показаниями, и одновременно предостеречь присяжных заседателей от рассмотрения уже сделанных им заявлений.

Судья Майлз внимательно выслушал предложение Мейсона.

— Может быть* все-таки кем-то будет заявлено, что в ходе судебного разбирательства допущены нарушения закона? — с надеждой в голосе произнес Гамильтон Бюргер.

— Я думаю, что, раз дело было отдано на рассмотрение суду присяжных, обвиняемая имеет право на оправдательный вердикт, полученный из рук тех же присяжных заседателей, — ответил Мейсон.

— Я обвиняю данного свидетеля в даче ложных показаний под присягой! — взорвался Гамильтон Бюргер.

— И вот опять… Если мне позволит суд, то смею заметить, что мы стали свидетелями неправомерного поведения окружного прокурора, использующего свое служебное положение, применяющего метод запугивания свидетеля и дискредитации данных им в суде показаний, — заявил Мейсон.

Судья едва заметно усмехнулся.

— Мне не кажется, — сказал он, — что свидетеля запугивают. Однако стоит опять напомнить окружному прокурору, что это — уголовный процесс, что в нем участвуют присяжные заседатели, а возникшая ситуация хотя и беспрецедентна сама по себе, но является все-таки результатом действий обвинителя.

— Документы показывают, что свидетелю была предоставлена неприкосновенность, что свидетель ответил на вопрос и что ответ на вопрос выявил преступление. Итак, господин обвинитель, у вас есть еще вопросы к свидетелю?

— Безусловно есть! — прокричал Гамильтон Бюргер.

— Мне кажется, что будет лучше, если суд возьмет пятнадцатиминутный перерыв, позволив адвокатам обеих сторон восстановить эмоциональное равновесие и адаптироваться к этому новому повороту дела. Итак, суд удаляется на пятнадцатиминутный перерыв и просит присяжных не обсуждать между собой процесс, а также не позволять никому обсуждать его в своем присутствии.

Едва судья Майлз покинул свое место, как разгневанный Гамильтон Бюргер бросился в тот конец зала заседаний, где сидела защита.

— Это вам даром не пройдет! — закричал он Гилмору. — Я заставлю вас предстать перед Большим жюри, именно так, не перед конфликтной комиссией, не перед коллегией адвокатов, а перед Большим жюри! Я сделаю все, чтобы вы были преданы суду по обвинению в преступном заговоре лжесвидетельства и как соучастник в деле об убийстве. Вы знаете так же хорошо, как и я, что этот молодой человек взял деньги у своей сестры! А вы поставили меня в положение, когда я предоставил ему статус неприкосновенности при ответе на основной вопрос! Это вы, Гилмор, так все подстроили, что его ответ на этот вопрос отбросил меня на нулевые позиции, и я проиграл дело!

— Давайте, действуйте! Поставьте меня перед Большим жюри, — закивал Гилмор. — Обвините Родни в лжесвидетельстве. Для того чтобы доказать это, вам придется сначала доказать, что он не убивал Фремона. Это была бы великолепная сцена в зале суда! Окружной прокурор графства старается доказать, что человек не убивал, что он невиновен, а тот в свою очередь настаивает, что он виновен. Я просто не могу дождаться подобного шоу!

— Это правда? Вы будете доказывать, что Родни Бенкс невиновен? — спросил Бюргера один из репортеров.

В ярости Бюргер повернулся в сторону дотошного газетчика, и в тот же момент засверкали вспышки десятка фоторепортеров. Один из них тотчас кинулся вон из зала с сенсационной пленкой, запечатлевшей окружного прокурора, потерявшего контроль над собой.

— Умерьте свой гнев, Гамильтон, — успокаивал его Мейсон. — Зачем вы выставляете напоказ свои чувства, ведь это ни к чему хорошему не приведет.

Глубоко вздохнув, Бюргер сказал:.

— Я никак не ожидал от вас, Мейсон, подобного поведения.

— Со своей стороны… я не сделал ничего плохого, — ответил Мейсон. — Вы сами угодили в расставленную ловушку, а теперь хотите, чтобы она захлопнулась? Или желаете выбраться из нее и продолжить слушание дела? Думаю, что смогу помочь, если вы намерены бороться.