Дороти Сэйерс - Пять красных селедок. Девять погребальных ударов

– Члены моей семьи, – произнес лорд Питер, – частенько обвиняли меня в несдержанности и недостатке самообладания. Плохо они меня знают. Вместо того чтобы вскрыть письмо немедленно, я сохраню его для старшего инспектора Бланделла. Вместо того чтобы помчаться к нему в участок, я спокойно сижу в пабе и ем жареного ягненка. Хотя мистера Бланделла все равно нет сегодня в Лимхолте. В общем, я ничего не выиграл бы от своего спешного возвращения. Так-так, посмотрим. Почтовый штамп наполовину стерся. Судя по сохранившимся буквам, письмо отправили из почтового отделения какого-то населенного пункта, заканчивающегося на «и» и находящегося в департаменте Марна или Сены и Марна – многие помнят эти места как политые кровью поля сражений, изрытые траншеями и воронками от снарядов. Конверт не слишком высокого качества, хуже, чем большинство французских конвертов. Почерк на нем свидетельствует о том, что писали скорее всего имевшимся на почте пером, а писавший адрес человек не привык к упражнениям подобного рода. Впрочем, состояние пера и качество чернил не так уж важны. Во Франции я не встречал пера и чернил, которыми бы человек мог писать нормально. И все же почерк весьма примечателен. Образование в этой стране таково, что большинство французов пишут отвратительно. Но в данном случае адрес написан более чем отвратительно. Буквы так и пляшут перед глазами. Дату разобрать нельзя. Но поскольку мы знаем, когда приблизительно это письмо прибыло в Англию, можно вычислить примерную дату отправления. Можем ли мы выжать из этого конверта что-нибудь еще?

– Если мне будет позволено высказать свое скромное мнение, милорд, я замечу, что на обратной стороне конверта нет ни адреса, ни имени человека, отправившего данное письмо.

– Ценное наблюдение. Да, Бантер, французы не подписывают адрес отправителя в верхнем углу конверта, как это принято в Англии, хотя порой делают бесполезные надписи внизу, такие как «Париж» или «Леон», без указания номера дома или названия улицы. Однако они частенько помещают подобную информацию на клапан конверта в надежде на то, что она будет утеряна навсегда, если письмо вдруг попадет в огонь и не будет прочитано.

– Иногда мне приходило в голову, что это странная привычка, милорд.

– Вовсе нет, Бантер. Она вполне логична. Для начала скажу: французы твердо уверены, что большинство писем теряется во время пересылки. Они не доверяют государственным учреждениям, и неспроста, но все же надеются, что в случае, если почтовое отделение не доставит письмо адресату, оно рано или поздно вернется к человеку, его пославшему. Однако надежды на это почти никакой, и они снова правы. Ведь к этому нужно приложить немало усилий. Англичанин же не станет возражать, если в аналогичной ситуации сотрудники почтового отделения сломают печати, внимательно прочитают содержание письма, вычислят имя и адрес, а потом вложат его в чистый конверт и отправят по адресу, подписавшись каким-нибудь забавным именем на потеху местному почтальону. Французы, будучи в высшей степени благопристойными и весьма скрытными, предпочитают хранить всю личную информацию в тайне, размещая ее внутри конверта. Было бы неплохо, если бы наш отправитель написал имя и адрес и внутри, и снаружи. Но он не сделал этого. А это означает лишь одно: он не хочет, чтобы его местонахождение обнаружили. И самое ужасное то, Бантер, что внутри адреса тоже не окажется. Готов биться об заклад. Ну да ладно. Отличный портвейн. Сделайте одолжение, Бантер, допейте все, что осталось в бутылке. Жаль, если такой хороший напиток пропадет. Я не смогу вам помочь, иначе засну за рулем.

Обратно путешественники возвращались по прямой дороге, тянувшейся по берегу реки.

– Если бы эту местность осушали последовательно и с умом, – заметил Уимзи, – сделав так, чтобы вода из каналов попадала в реки, а не наоборот, Уолбич до сих пор был бы портом, а ландшафт не напоминал бы лоскутное одеяло. Однако семь сотен лет постоянной вражды между приходами, семь сотен лет господства жадности, подкупов и лени, а также ошибочное мнение, что на болотах можно поступать с угодьями как в Голландии, сделали свое дело. Да, коммуникации служат своей цели, но все могло бы быть гораздо лучше. Вот здесь мы встретили Крэнтона, если это действительно был он. Интересно, видел ли что-нибудь сторож на шлюзе? Давайте остановимся и узнаем. Люблю смотреть на шлюзы.

Уимзи проехал по мосту и остановил автомобиль рядом с домом смотрителя. Мужчина вышел взглянуть, кто к нему пожаловал, и был легко втянут в светскую беседу об урожае и погоде, новом канале и реке. Вскоре Уимзи уже стоял на узеньком деревянном мостике, расположенном над шлюзом, и внимательно смотрел в зеленую воду. Уровень воды опустился, и сквозь полуоткрытые ворота шлюза тоненьким ручьем лениво пробивалась река, несущая свои воды к морю.

– Очень живописно, – заметил Уимзи. – Сюда когда-нибудь приезжали художники? Этот пейзаж так и просится на полотно.

Смотритель шлюза не мог дать ответа на этот вопрос.

– Только вот опоры не мешало бы подновить, – продолжил Уимзи. – Да и ворота довольно старые.

– А! – откликнулся смотритель. – Ваша правда. – Он сплюнул в реку. – Шлюзу и впрямь нужен ремонт. Двадцать лет стоит. Даже больше.

– Так почему же этого не делают?

– А! – отмахнулся смотритель.

Он на время погрузился в размышления, и Уимзи ему не мешал. Затем мужчина снова заговорил – тяжело и натужно:

– Похоже, никто не знает, на ком лежит ответственность за этот шлюз. Местные власти считают, что его должен ремонтировать комитет по охране реки Вейл. А те валят на местные власти. Недавно они договорились передать его в ведение комитета водного сообщения, но пока не сделали этого. – Он снова сплюнул.

– А выдержат ли ворота напор воды? – спросил Уимзи.

– Может, выдержат, а может, и нет, – пожал плечами смотритель. – Хотя воды в реке не так уж много. Во времена Оливера Кромвеля все было иначе.

Уимзи уже привык к постоянному упоминанию лорда-протектора и рассказам о его вмешательстве в дело осушения болот. Но в данном случае влияние Кромвеля казалось ему несколько преувеличенным.

– Я слышал, этот шлюз построили голландцы. Так ли это? – спросил Уимзи.

– Да, – кивнул смотритель. – Его построили, чтобы сдерживать воду. Во времена Оливера Кромвеля окрестности зимой полностью затапливало. Вот и решили построить шлюз. Хотя нынче река уже не такая полноводная.

– Скоро все изменится, ведь вот-вот заработает новый канал.

– А! Так говорят. Но я не знаю. Одни считают, будто ничего не изменится, а другие утверждают, что канал затопит всю землю вокруг Уолбича. Лично я знаю лишь то, что на эту затею потратили уйму денег. А откуда они взялись? По мне, у нас и так все хорошо.