Наталия Антонова - Кипение страстей

— А потом вы перестали её любить? — всё так же спокойно спросила Волгина.

Базилевский пожал плечами.

— Что-нибудь случилось? — не отступала она.

— Не знаю! — резко ответил он, — ничего не знаю.

Юрий поднял чашку с остывшим кофе и, сделав один глоток, с грохотом опустил её на стол.

Мирославе показалось, что чашка разлетится вдребезги, но ничего подобного не произошло.

— Она стала какая-то сумасшедшая, — зло сказал хозяин дома, — носится, как угорелая. Слова не может по-человечески сказать.

Он снова взял в руки чашку и стал водить по дну мизинцем, который украшало некое подобие фигурного напёрстка.

— Кумир Лермонтов, — подумала Мирослава, — а в украшениях подражает Пушкину. Начитанный, неглупый, нервный. До крайности самолюбивый…

— Приехала сегодня, — продолжал Юрий, — даже к сыну не зашла. Вы считаете это нормально? — обратился он к Мирославе.

Мирослава благоразумно промолчала, хотя в чём-то была склонна согласиться с Базилевским.

— Дом на мне, — сказал он, вероятно и не ожидая от неё ответа, — ребёнок на мне, — продолжал перечислять Юрий, — а я, между прочим, творческий человек!

Мирославе показалось, что он сейчас воскликнет, — я гений!

Вероятно, Базилевский так и думал в глубине души, но у него хватало благоразумия не произносить этого вслух.

Мирослава, сохраняя невозмутимость, попросила ещё кофе.

И когда хозяин наполнил её чашку, вежливо поблагодарила его.

Кофе и впрямь был великолепным, даже она равнодушная к божественному напитку, заметила это.

Допив медленными глотками чашку, Мирослава произнесла, — спасибо за угощенье. Извините, что отняла у вас время. Скорее всего, ваша жена появится дома не скоро. Может быть, я застану её на работе…

— Да, нет, же! Говорю вам, она скоро придёт, — раздражённо сказал мужчина и вдруг, переменив тон, почти плаксиво попросил, — подождите ещё. Останьтесь!

— Но…

— Я прошу вас! — Юрию показалось, что Мирослава единственный человек, который отнёсся сочувственно к его душевным терзаниям.

На какое-то время в уютной кухне воцарилась настороженная тишина.

И тут изумлённая Мирослава увидела, что Базилевский смотрит на неё глазами полными слёз.

— Право, — пробормотала она, — успокойтесь. Ничего страшного. Всё наладится, — Волгина дотронулась до его руки, — в каждой семье бывают кризисы…

— Господи, что за чепуху я несу, — подумала она про себя, — какие кризисы?.. Ах, да, в семейной жизни… Надо же как-то его успокоить.

В это время дверь кухни отворилась. На пороге появился белокурый мальчик лет шести с выразительными синими глазами.

Черты его лица не имели ни малейшего сходства, ни с материнскими, ни с отцовскими. И всё-таки этот ребёнок ей кого-то смутно напоминал. Мирослава не могла вспомнить кого именно…

— Вот уж, кто ангел во плоти, — подумала она, глядя на малыша.

— Папа, — произнёс ребёнок растерянно и тут же бросился к отцу, повис у него на шеи, — папа, ты плачешь? Папа! — он вытирал слёзы с отцовских щёк своими маленькими ладошками.

— Тебя обидела эта тётя?! — малыш повернулся и ожёг Мирославу точно молнией, потемневшим взглядом синих глаз.

— Нет, что ты, солнышко, — Юрий нежно погладил сына по светлым волосам, — тётя пришла к твоей маме, а её всё нет.

— Тогда почему ты плачешь? — ребёнок не сводил глаз с отцовского лица.

— У меня сильно разболелась голова, — неловко оправдывался перед сыном Юрий.

— И ты плачешь поэтому? — недоверчиво спросил мальчик.

— Да, конечно.

— Тебе очень больно?

— Очень, — ответил Юрий вполне искренне.

— Я сейчас найду в аптечке таблетку, принесу, и тебе сразу станет легче, — он спрыгнул с отцовских колен и выбежал из кухни.

— Как глупо получилось, — проговорил Юрий, — больше всего на свете я хочу уберечь сына.

Через пару минут мальчик прибежал с таблеткой. Налил в стакан воды и протянул отцу, — вот, выпей, папа.

— Спасибо, солнышко, — рука Юрия коснулась белокурых волос ребёнка.

— Тебе лучше? — сын заглядывал в глаза отцу, — папа, тебе лучше?

Мирослава поняла, что самое время уйти. Отец занят ребёнком и уже не будет так упорно просить её остаться.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала Волгина.

— Как тебя зовут? — спросила она у мальчика.

— Саша, — глаза ребёнка больше не метали молнии, а светились спокойной синевой неба, прояснившегося после недолгой грозы.

— Саша, ты ведь сумеешь позаботиться об отце? — мягко улыбнулась она.

— Да, — с достоинством кивнул мальчуган.

— До свиданья, — Мирослава подняла взгляд на Юрия и попыталась ему улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Заходите к нам ещё, — сказал Саша, разряжая возникшее напряжение, с искренней непосредственностью ребёнка.

— Непременно, — благодарно улыбнулась Мирослава мальчику.

Она пошла к выходу, изо всех сил стараясь, чтобы её походка не выглядела слишком торопливой.

— Смотри, папа! — воскликнул Саша в прихожей, — мама опять забыла свою сумочку, — он указал рукой на низкий столик, — в прошлый раз она очень переживала.

— Да, опять, — жалобно отозвался Юрий, — только тогда она её моментально хватилась, а на этот раз не соизволила вернуться.

— Но мама не виновата, — заступился сын за Элен, — просто у неё так получается.

Юрий шумно фыркнул.

— А потом, — сказал Саша, — от маминой забывчивости бывает польза. Помнишь, мы потеряли ключ в парке и…

— Возможно, ты прав, — прервал сына Базилевский, — просто я переживаю за твою маму.

Мирослава попрощалась с хозяевами. И только оказавшись за воротами, облегчённо вздохнула.

… Ей во след нёсся шлейф из благоухания перезревших груш.

В лицо веяло речной прохладой. А под ноги ложились листья осины то «лицом» то «изнанкой», предвещая умеренную зиму…

Мирославе очень хотелось принять ароматную ванну, выпить зелёного чая с мёдом и немного поспать.

Но она не стала заезжать домой, а отправилась прямо в «Дубравушку».

Салон красоты Элен Максимовой находился в Старом городе.

Место престижное. Совсем близко Волга с её неповторимой недавно отреставрированной набережной. Она казалась Мирославе, пожалуй, самой красивой в России.

Элен удалось выкупить старое полуразрушенное здание, возведённое в незапамятные времена купцом 1 гильдии, и, проведя капитальный ремонт, восстановить не только его первоначальный облик, но и вернуть ему его неповторимую ауру. И теперь причудливая старина таилась в переплетении чугунных кружев, миниатюрности лепных балконов, в отливающих всеми цветами радуги оконных виражах, и в башнях, устремлённых в небо.

А две кариатиды, замершие у входа с приветливой улыбкой на пухлых губах, отнюдь не казались древними.