Екатерина Островская - Покопайтесь в моей памяти

Главное, что и сама девушка не возражала.

Теперь они вдвоем сидели на маленькой кухне старой квартиры, пили чай и разговаривали. Хотя они не разговаривали – они делились мыслями.

– Все так изменилось вокруг, – говорила Аня, – все теперь другое. А главное, теперь я другая. Теперь у меня и работа, о которой и мечтать не могла…

Она посмотрела на Егорыча и улыбнулась своим мыслям, которые не могла скрывать от него.

– Только мне неловко немного, – продолжила девушка. – Едва я стала заниматься этим банком, и тут же встал вопрос об отзыве лицензии. Санация и внешнее управление даже не рассматриваются. Страдают от этого не только владельцы, но и клиенты банка.

– Это они раньше страдали, – не согласился Окунев, – когда их обманывали, использовали средства вкладчиков и клиентов банка для незаконных финансовых операций. Зря, что ли, Сопаткин в Англию рванул? В последний момент его взяли в аэропорту. Мартынов и вовсе заявил, что его использовали, а сам он личной материальной выгоды не имел, что ложь. Оба теперь под арестом. Ты благородным делом занимаешься, Анечка, ты помогаешь простым людям, которым, по большому счету, и помочь-то некому. Жадные, злобные, порочные – теперь хозяева жизни. То есть они считают себя таковыми. Они презирают тех, кто беднее их, кто работает не покладая рук, чтобы прокормить свои семьи. Об униженных и оскорбленных нигде не говорят, их не показывают на всех каналах, где постоянные герои передач – тупые и богатые бездельники, которые выставляют напоказ свои пороки и даже гордятся ими. И это везде. Меньшинство правит миром. Порочное и агрессивное меньшинство. Они даже термин придумали – толерантность, что по сути своей означает лишь благосклонное отношение к чужим порокам. Отменяются слова «отец», «мать» – семью пытаются называть «партнерство». Слово «родина» заменяют на неопределенное понятие «эта страна»…

Егорыч посмотрел на Аню и уже не с таким запалом, а, наоборот, очень спокойно и тихо спросил:

– Я что-то не так говорю?

Девушка положила руку на его ладонь:

– Все так, все правильно, но… У меня сегодня радостный день, и не только потому, что ты рядом. Сегодня Перумов встречался с Филиппом, и тот подписал все бумаги. Он отказывается от отцовства, от всех прав на ребенка. Вера звонила сюда, когда ты работал, но я не стала тебя отвлекать. Теперь жду маму и Даниила Александровича, которые скоро подъедут, хотела сразу всем объявить. Но не сдержалась.

– Ура-а! – крикнул Егорыч.

Федор Степанович вышел из комнаты внука и направился в свой кабинет проверить почту.

Хотел сразу взглянуть на пришедшую из банка выписку, но вдруг увидел послание, отправленное ему с незнакомого адреса.

«Ad rem» и по-русски «строго конфиденциально».

Первеев поморщился, вспоминая, что обозначает «Ad rem». Конечно же, это юридический термин, он в переводе с латыни означает «по сути дела». Открыл письмо. В нем было два видеофайла и один аудио. Подумал: раскрыть содержание или не стоит этого делать? Но любопытство победило. Он открыл аудио, решив, что это обращение к нему лично. И сразу услышал голос невесты сына – Илоны.

– Так, может, потусим в клубе вдвоем…

– У тебя же муж…

– Не муж он мне. Просто типа как жених. Только я за него замуж не собиралась вовсе, а теперь тем более. Во-первых, он жадный. Во-вторых, он мне изменяет. Или это во-первых? Изменяет со всеми подряд, даже с этой старухой Гасановой. Я это точно знаю. Представляешь, как это подло – его папашка с ней спит, и Филя туда же. И это он специально, чтобы Федору Степановичу отомстить. Он вообще своего отца ненавидит: Филя считает, что его отец должен ему больше средств давать и вообще обязан переписать на него свои… как их – активы. Федор Степанович, конечно, уже в маразме. Взял чужого внука и носится с ним. Мы поначалу с Филей так хохотали, ну, ладно, думали – пусть, а теперь дело далеко зашло. Сейчас договоримся с этой лохушкой, отдадим ей ребенка… Алле, ты слушаешь меня?

– Слушаю, слушаю, – отозвался Первеев, словно Илона обращалась именно к нему. – Тварь такая! Кому ты чушь несешь, пургу гонишь, на сына моего наговариваешь, шадолба гнилая! Шваль подзаборная! Я и тебя, и твоего папашку в придачу наизнанку выверну.

Запись оборвалась.

Федор Степанович выдохнул и раскрыл видеофайл.

На мониторе появился зал какого-то заведения. Играла музыка. Камера показывала столик, за которым сидел Филипп с какой-то блондинкой в платьице, декольтированном настолько, что из него почти полностью вылезла грудь.

– А теперь о деле, – игривым тоном произнесла блондинка, – твоя фирма точно только твоя или есть еще владельцы?

– На самом деле эта фирма принадлежит моему отцу, – оскалился Филипп. – Но я от него избавлюсь.

– Избавляйся скорее, – посоветовала блондинка, – как можно скорее. В нашем деле старперы не нужны.

– Согласен, – кивнул Филипп и положил ладонь на ее руку.

Запись продолжалась, Федор Степанович уже не хотел смотреть, но не мог оторваться.

– Вот гнида, – прошептал он, – ведь для него старался. Какой подлец!

Он закрыл файл и открыл следующий, надеясь, что там будет какое-то объяснение. То, что он увидел на мониторе, вдавило Федора Степановича в кожаную спинку рабочего кресла. На экране шло самое настоящее жесткое порно. Обнаженная троица занималась любовью: двое мужчин и блондинка. Та самая блондинка, которая обсуждала с Филиппом его самого! Блондинка стонала, и огромная ее грудь тряслась, словно жила отдельной от владелицы жизнью. У Первеева внезапно пересохло в горле, вдруг он почувствовал то, что не испытывал уже очень давно.

Но камера приблизилась, и Федор Степанович поневоле закрыл глаза. Одним из этих мужчин был его сын. Первеев не смотрел на экран, но с какой-то ненавистью слушал вздохи, вскрики, чмоканья…

Потом все утихло, и голос Филиппа произнес:

– Ну что – перекурим?

– Ты же не куришь, сволочь, – не выдержал Федор Степанович, словно этим мог остановить сына.

– Давайте лучше коксика нюхнем, – предложила блондинка.

Первеев открыл глаза, чтобы удостовериться, что это не его сын. В конце концов, ладно – развлекается парень, но наркотики!

Но именно его сын первым наклонился над белой кучкой порошка, высыпанного на поверхность журнального столика, и вдохнул порошок через тонкую трубочку. Он отстранился и, закатывая глаза, выдохнул:

– Хорошо забирает. Давно такого чистого товара не пробовал, а то подсовывают все время какой-то разбодяженный.

– Дурак! – прошептал Федор Степанович и добавил: – Сволочь ты, Филя!

Следом порошок вдохнула блондинка. После чего произнесла:

– А дети у тебя есть?

– Я же говорил, что официально числится за мной один, – не своим голосом ответил Филипп. – Но это не мой ребенок: бывшая жена нагуляла.