Андрей Ренников - Зеленые дьяволы [Ѣ]

— Ну, что же. Дѣло поправимое. Сейчасъ вызовемъ Виктора. А, между прочимъ, знаете что? Я видѣлъ сонъ, который мнѣ выяснилъ все, что нужно для раскрытія преступленія.

— Сонъ?

Суриковъ нахмурился.

— Да, сонъ. Не вѣрите? Ну, хорошо. Вечеромъ я вамъ и Вольскому сдѣлаю полный докладъ. А теперь подождите минутку, поднимусь на чердакъ. Мы съ Шоринымъ сговорились, что я ему дамъ сигналъ.

Рато заковылялъ по коридору, поднялся по лѣстницѣ. Черезъ минуту наверху послышался рѣзкій троекратный свистъ.

— Первый разъ встрѣчаюсь съ сыщиками… — въ ожиданіи возвращенія Рато съ негодованіемъ бормоталъ про себя Николай Ивановичъ. — И дай Богъ, никогда больше не имѣть съ ними дѣла. Во снѣ увидалъ! Каково? А имъ еще деньги за работу платятъ. Мошенники!

— Шоринъ сейчасъ поднимается на площадку, идите туда, — сказалъ Рато, вернувшись съ чердака въ коридоръ. — А я закончу у себя въ комнатѣ кое-какія дѣла, затѣмъ вызову автомобиль, временно испорчу телефонъ, чтобы никто не могъ звонить, пока меня нѣтъ, позавтракаю и поѣду. Время дорого.

— Какъ? Опять уѣзжаете? А что же буду дѣлать я?

— Что хотите.

— Какъ это — что хотите? Вѣдь, Ольга Петровна будетъ настаивать, чтобы я вызвалъ полицію.

— Нѣтъ, нѣтъ. До пріѣзда Вольскаго не надо.

Рато мило улыбнулся и исчезъ за дверью своей комнаты.

Спустившись въ нижній этажъ, раздосадованный Суриковъ вышелъ на площадку, направился къ Горевой и увидѣлъ поднимавшагося со стороны воротъ Виктора.

— Наконецъ-то явились! — съ негодованіемъ воскликнулъ онъ. — Гдѣ ключъ отъ комнаты? У васъ?

— Да. У меня.

— Зачѣмъ вы его взяли?

Секретарь умышленно говорилъ слишкомъ громко и рѣзко, чтобы Горева могла слышать его слова. Однако, раздраженіе въ голосѣ Сурикова было вполнѣ естественнымъ.

— Простите… По разсѣянности. А вамъ нужно было?

— Я думаю. Будьте добры отпереть дверь.

Викторъ поздоровался съ Жоржемъ, съ которымъ познакомился уже раньше, въ Парижѣ, смущенно проговорилъ въ свое оправданіе нѣсколько словъ и протянулъ ключъ Николаю Ивановичу.

— Можетъ быть, отопрете?

— Я? — Суриковъ окончательно пришелъ въ ярость, но сдержался и только покраснѣлъ. — Хорошо. Все равно. Только не уходите, будьте добры.

— Слушаю.

Подойдя къ двери, Николай Ивановичъ съ отвращеніемъ отперъ ее и пропустилъ впередъ Горевыхъ. Чтобы не разыгрывать глупой комедіи, когда обнаружится, что тѣла Сергѣя нѣтъ, онъ остался у входа, дѣлая видъ, что хочетъ оставить родственниковъ однихъ возлѣ покойнаго. И съ негодованіемъ смотрѣлъ на Виктора, который, замѣтивъ этотъ маневръ, рѣшилъ поступить точно такъ же.

Николай Ивановичъ! — раздался изнутри истерическій крикъ Ольги Петровны.

— Я… — нерѣшительно отвѣтилъ секретарь, не двигаясь съ мѣста.

— Подите сюда! Его нѣтъ!

— Мама, успокойся, — слышался голосъ Жоржа.

— Вы посмотрите… — появившись возлѣ двери, продолжала восклицать Горева. — Сергѣя нѣтъ! Гробъ перевернутъ! На полу старикъ!

Суриковъ и Викторъ вошли внутрь. Викторъ молчалъ. Николай Ивановичъ, чувствуя, что безсовѣстно слишкомъ активно выражать изумленіе, съ мнимымъ удивленіемъ оглядывалъ комнату и, пробираясь мимо лонгшезовъ и стульевъ, смущенно качалъ головой.

— Что же случилось? — схвативъ за руку секретаря, испуганно спросила Ольга Петровна. — Въ чемъ дѣло?

— Я тоже… Не понимаю… Очевидно, похитили.

— Но дверь же была заперта? Вы когда ее заперли, Шоринъ? Я васъ спрашиваю, слышите?

Викторъ смутился. Онъ не предвидѣлъ такого вопроса.

— Я? Я рано утромъ вошелъ… Увидѣлъ, что все благополучно… То-есть, гробъ стоитъ на мѣстѣ… Старикъ спалъ… И заперъ…

— А зачѣмъ было запирать? — спросилъ Жоржъ.

— Зачѣмъ? Но, вѣдь, я заперъ только отсюда. А для старика оставалась вторая дверь.

Викторъ облегченно вздохнулъ, чувствуя, что выпутался изъ труднаго положенія. Подошелъ къ внутренней двери, ведшей въ садъ, и показалъ на торчавшій въ замочной скважинѣ ключъ.

— Роберъ могъ выйти, если ему было нужно. А такъ какъ онъ слалъ, то я боялся оставить такъ…

— А почему здѣсь все это? Лонгшезы… Стулья…

— Это тоже я. Когда былъ дождь, внесъ. Чтобы не промокло.

— Дѣйствительно! — хмуро замѣтилъ Суриковъ. — Нашли куда вносить стулья. Чортъ знаетъ что.

— Николай Ивановичъ, — придя въ себя и переставъ уже волноваться, рѣзко проговорила Горева. — Вы можете дѣлать, что хотите. Предпринимать что угодно. Но я считаю все происшедшее настолько подозрительнымъ, что немедленне позвоню Павлу Андреевичу. Кромѣ того, Жоржъ сейчасъ же отправится за полиціей. Жоржъ! Мы съ тобой наиболѣе близкіе къ Сергѣю люди, и потому теперь займемся этимъ дѣломъ сами.

— Хорошо, мама.

Между тѣмъ, окончивъ въ своей комнатѣ какія-то приготовленія, Рато спустился внизъ, вызвалъ по телефону автомобиль, развинтилъ телефонную трубку, быстро позавтракалъ, вышелъ изъ воротъ на Дорогу, чтобы не терять времени, и остановилъ въ пути направлявшуюся къ замку машину.

— Въ Женеву! — захлопнувъ за собой дверцу, крикнулъ онъ шофферу.

— А у васъ пропускъ есть, мсье?

— У меня есть даже пропускъ въ адъ. Впередъ!

Старика Вольскаго не было въ отелѣ, когда къ нему въ Женеву прибылъ Рато.

— А куда же онъ уѣхалъ? — съ досадой спросилъ сыщикъ швейцара.

— Мсье совершаетъ въ автомобилѣ прогулку.

— А скоро вернется?

— Не знаю. По всей вѣроятности скоро, такъ какъ сейчасъ время завтрака.

Рато вышелъ на террасу ресторана, выбралъ мѣсто поближе къ подъѣзду, чтобы можно было видѣть всѣхъ входящихъ въ отель, заказалъ кофе и сталъ ждать.

Терраса выходила на набережную. Весь бульваръ, простиравшійся въ обѣ стороны, утопалъ въ цвѣтахъ. День былъ прохладный, небо ясное. Озеро, кончавшееся здѣсь узкой полосой, казалось темносиней рѣкой, за которой шелъ сначала низменный берегъ, а затѣмъ поднимались савойскія горы, среди которыхъ дѣвственной бѣлизной выдѣлялся Монбланъ.

Въ бюро раздался рѣзкій телефонный звонокъ. Рато вскочилъ, направился въ вестибюль и сталъ возлѣ швейцара. Тотъ снялъ трубку, произнесъ названіе отеля и затѣмъ, выслушавъ то, что ему говорили, отвѣтилъ:

— Сейчасъ его нѣтъ. Изъ савойскаго замка? Хорошо, передамъ.

— Послушайте, другъ мой, — сказалъ сыщикъ. — Кого сейчасъ вызывали изъ Савойи? Вольскаго?

— Да, мсье.

Швейцаръ окинулъ Рато удивленнымъ взглядомъ, въ которомъ ясно чувствовалось нѣкоторое пренебреженіе.

— А кто говорилъ? Мужчина или женщина?

— Кто говорилъ? — Швейцаръ презрительно улыбнулся. — Говорило лицо, о которомъ я немедленно сообщу мсье Вольскому, когда тотъ вернется.

— Очень жаль, старина, что вы навсегда потеряли десять швейцарскихъ франковъ. Если бы это лицо знало, что здѣсь нахожусь я, оно отъ радости обязательно попросило бы меня дать вамъ щедро на чай.