Андрей Ренников - Зеленые дьяволы [Ѣ]

— Ты какъ думаешь, Шарль? — спросилъ жандармъ хозяина ресторана, вынимая изъ кармана свистокъ. — Не лучше ли свистнуть, чтобы онъ остановился?

— Пусть бѣжитъ, — лѣниво отвѣтилъ хозяинъ. — А, вдругъ, у него умираетъ бабушка?

Между тѣмъ, молодой человѣкъ, добѣжавъ до города, рысью пронесся по главной улицѣ, домчался до аптеки, дикимъ взглядомъ окинулъ помѣщеніе, перепугалъ продавца и кліентовъ, выскочилъ назадъ, помчался дальше, завернулъ направо, миновалъ рядъ поперечныхъ переулковъ и, тяжело дыша, вытирая струившійся со лба потъ широкой ладонью, остановился, наконецъ, возлѣ виллы профессора Лунина.

— Джекъ, это вы? — увидѣвъ знакомаго шоффера, радостно воскликнулъ онъ. — Значитъ, Вольскій здѣсь?

— Здѣсь, мистеръ Шоринъ.

— И сынъ его тоже?

— Да.

— Ура!

Викторъ позвонилъ, но, не ожидая, пока кто-нибудь выйдетъ, налегъ на калитку и, сдѣлавъ нѣсколько прыжковъ, очутился у главнаго входа.

— Сергѣй! — крикнулъ онъ, пріоткрывая дверь. — Сережа! Ты здѣсь?

Наверху послышались тревожные голоса.

— Сережа! Ау! Это я! Пойди сюда!

Наверху раздались торопливые шаги. На лѣстницѣ показалась Наташа. За нею Сергѣй.

— Витя! Дорогой мой!

Сергѣй сбѣжалъ по ступенькамъ, бросился въ объятія друга. Шоринъ охватилъ его за плечи огромными руками, притянулъ къ себѣ, сталъ трясти.

— Ради Бога… Не такъ сильно.

— Все равно! Теперь ты живъ! Ну, что? Видишь? Хорошо, что я такой ядъ купилъ? Я, братъ, знаю, что покупать! Эхъ, несчастный мертвецъ! А какъ я извелся! Чутъ не покончилъ съ собой. Что, Наталья Дмитріевна? Я не правъ? Я говорилъ, что это ерунда, что никакой смерти быть не можетъ! Подумай, Сережа: тебя всѣ приняли за крысу! Каково?

Было уже около девяти часовъ вечера, когда Вольскій вмѣстѣ съ сыномъ и его другомъ отправился на автомобилѣ домой. По настоянію Наташи, Шоринъ тоже обѣдалъ на виллѣ и держалъ себя за столомъ довольно непринужденно, давая понять присутствующимъ, что истинный спаситель Сергѣя не кто иной, какъ онъ, такъ какъ не будь его, Шорина, профессоръ могъ бы продать настоящій, сильно дѣйствующій ядъ, и все было бы кончено. Однако, сидя въ автомобилѣ, молодой человѣкъ присмирѣлъ. Старикъ молчалъ, тревожно обдумывая, что его ожидаетъ въ замкѣ; Сергѣй мечтательно смотрѣлъ въ открытое окно машины; а Викторъ сидѣлъ на выдвижномъ креслѣ, подобравъ подъ себя длинныя ноги, и время отъ времени бросалъ нерѣшительные взгляды на Павла Андреевича: въ какой формѣ попросить у него извиненія за причиненную непріятность?

— Скажите, Викторъ, — заговорилъ, наконецъ, Вольскій. — Рато уже разсказалъ въ замкѣ, что Сергѣй… здоровъ?

— Не знаю, Павелъ Андреевичъ. — Викторъ почтительно склонилъ голову и глубже подобралъ подъ себя ноги. — Рато случайно встрѣтилъ меня у воротъ, когда поднимался въ замокъ, и сообщилъ эту счастливую новость. А что было дальше, не знаю. Я сейчасъ же побѣжалъ въ городъ.

— А Ольга Петровна была очень огорчена эти дни?

— О, да, разумѣется.

— А Николай Ивановичъ?

— О, Николай Ивановичъ былъ совсѣмъ убитъ. Воображаю, какъ онъ обрадуется. А тутъ еще смерть

Робера, арестъ Тома. Впрочемъ, передъ моимъ уходомъ изъ замка, Томъ вернулся домой.

— Да, вы за столомъ уже говорили, что Тома задержали по недоразумѣнію. А кто же оказался убійцей того несчастнаго, трупъ котораго сгорѣлъ?

— Это какая-то любовная исторія… месть. Подробностей Томъ не знаетъ. На почвѣ ревности, очевидно.

Шоринъ смолкъ. Вольскій снова погрузился въ размышленія.

— А я хотѣлъ кое-что сказать вамъ относительно себя, — набравшись наконецъ храбрости, снова заговорилъ Викторъ. — Я бы началъ объ этомъ раньше, но не хотѣлъ говорить при постороннихъ. Вы мною, навѣрно, очень недовольны, Павелъ Андреевичъ.

— Да, нельзя сказать, чтобы я былъ въ восторгѣ отъ вашего поведенія, — горько усмѣхнувшись, согласился Вольскій.

— Конечно. Признаю. И поэтому думаю, что мнѣ лучше всего завтра же уѣхать въ Лондонъ. Только передъ отъѣздомъ, все-таки, я хочу попросить у васъ прощенія. Не сердитесь на меня, Павелъ Андреевичъ.

— Вообще я удивляюсь, какъ вамъ, взрослымъ людямъ, могла придти въ голову такая отвратительная выдумка.

— Это вѣрно. Я теперь тоже самъ удивляюсь. И Сергѣй… Сережа, вѣдь, ты удивляешься? Но въ данномъ случаѣ, все-таки, не такъ виноваты мы, какъ подземелье вашего замка. Это оно навело насъ на такія мысли. Если бы вы проникли туда, вы бы тоже, можетъ бытъ… То-есть я хочу сказать, что оно, это подземелье, черезчуръ романтично.

— Хорошая романтика! — Старикъ вздохнулъ. — Вотъ я завтра прикажу нанять рабочихъ и замуровать вашъ подвалъ, тогда вы увидите, какъ я одобряю романтику. А уѣзжать въ Лондонъ не къ чему. Развѣ васъ кто-нибудь ждетъ въ Лондонѣ?

— О, нѣтъ, никто не ждетъ. Дядя, наоборотъ, очень радъ, что меня нѣтъ до сихъ поръ. Но можетъ быть, вамъ непріятно видѣть мою физіономію.

— Бросьте. Причемъ физіономія. Ну, кажется, подъѣзжаемъ. Интересно, что скажетъ намъ сыщикъ.

— Какъ? Сыщикъ? А кто — сыщикъ?

Шоринъ изумленно посмотрѣлъ на Вольскаго, перевелъ взглядъ на Сергѣя. Тотъ тоже насторожился.

— Кажется, я раньше времени раскрылъ этотъ секретъ, — недовольно пробормоталъ Павелъ Андреевичъ. — Но все равно. Смотрите только: пусть это пока останется между нами.

— Разумѣется! — восторженно воскликнулъ Викторъ.

— Конечно, — солидно подтвердилъ Сергѣй.

— Этотъ самый Рато, котораго мы называемъ другомъ Николая Ивановича, вовсе не другъ его, а детективъ. Я выписалъ его изъ Парижа, когда ты, Сергѣй, исчезъ. Мы вначалѣ думали, что съ тобой, дѣйствительно, случилось какое-нибудь несчастье въ горахъ.

— Вотъ оно что! — Викторъ радостно потеръ руки. — Какъ интересно! Настоящій сыщикъ! А? Сережа, ты понимаешь? Правда, я давно догадывался объ этомъ. Рато велъ себя настолько странно, что его пріемы не могли ускользнуть отъ моего вниманія. Но, все-таки… А почему вы, Павелъ Андреевичъ, считали необходимымъ скрывать, что онъ детективъ?

— По тѣмъ же самымъ причинамъ, дорогой мой, по какимъ зеленые дьяволы скрывали свое инкогнито.

— А, да. Конечно…

Обитатели замка, какъ оказалось, были уже извѣщены Рато, что Сергѣй живъ. Ольга Петровна радостно поцѣловала племянника, Жоржъ обнялъ кузена, растроганный Суриковъ прослезился, сталъ поочередно крѣпко жать руку то Сергѣю, то его отцу, горничная Бетси отъ умиленія разрыдалась. И даже Томъ, стоявшій въ сторонѣ отъ автомобиля, хмуро улыбался, глядя на трогательную картину встрѣчи.

— А гдѣ Рато? — спросилъ Вольскій, замѣтивъ, что среди собравшихся на площадкѣ, нѣтъ сыщика.

— Онъ въ замкѣ?

Николай Ивановичъ безнадежно махнулъ рукой.

— Спитъ.

— Какъ спитъ?

— Пріѣхалъ, сказалъ только, что съ Сергѣемъ все обстоитъ благополучно, и сейчасъ же отправился отдыхать. Даже къ обѣду не вышелъ.