Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Мне это не нравится, – шепнул он мне прямо в ухо. – Не могу этого объяснить себе. Во всяком случае, мы не должны терять времени.

– Могу я быть чем-нибудь полезен?

– Да, стойте у двери. Если вы услышите, что кто-нибудь идет, заложите засов, и мы уйдем тем путем, каким пришли. Если в комнату войдут со стороны зимнего сада, мы можем уйти через дверь, если наша работа будет окончена, если же нет, то сумеем спрятаться за оконными портьерами. Понимаете?

Я кивнул головой и встал у двери. Мое первое чувство страха прошло, и я трепетал от такого острого наслаждения, которого никогда не испытывал, когда мы являлись на защиту закона, а не бросали ему вызов, как теперь. Высокая цель нашей миссии, сознание, что она не эгоистичная и рыцарская, низость характера нашего противника – все это умножало охотничий интерес приключения. Далеко не чувствуя себя виновным, я испытал радость и возбуждение от опасности, которой мы подвергались. Я с восхищением наблюдал за Холмсом, который разворачивал свой набор и выбирал нужный инструмент со спокойной научной тщательностью хирурга, приступающего к сложной операции. Я знал, что открывание несгораемых шкафов – его конек, и понимал радость, которую он испытывал, очутившись лицом к лицу с зеленым позолоченным чудовищем, с драконом, держащим в своей пасти репутацию многих прекрасных дам. Завернув рукава фрака (пальто свое он положил на стул), Холмс вынул два сверла, ломик и несколько отмычек. Я стоял у центральной двери, не спуская глаз с других, готовый ко всякой случайности, хотя, в сущности, у меня были несколько смутные планы относительно того, что я сделаю, если нас прервут в нашем занятии. С полчаса Холмс работал с сосредоточенной энергией, откладывая один инструмент, выбирая другой, манипулируя ими с силой и тонкостью специалиста-механика. Наконец я услышал, как что-то щелкнуло, широкая зеленая дверца открылась, и я мельком увидел внутри шкафа несколько пакетов, каждый из них перевязанный, запечатанный и с надписью. Холмс взял один из них, но трудно было читать при мерцающем свете камина, и он вынул свой маленький потайной фонарь, так как было слишком опасно, находясь рядом со спальней Мильвертона, повернуть электрическую кнопку.

Вдруг я увидел, что Холмс остановился, стал внимательно прислушиваться, затем в одно мгновение ока толкнул дверцу несгораемого шкафа, взял свое пальто, сунул инструменты в карманы и бросился за оконную портьеру, сделав мне знак, чтобы я последовал его примеру.

Только тогда, когда я присоединился к нему, услышал я то, что встревожило его более тонкий слух. Где-то в доме раздавался шум. Вдали хлопнула дверь. Затем смутный глухой звук превратился в мерный тяжелый топот шагов, быстро приближавшихся. Они раздавались в коридоре. У двери они остановились. Дверь открылась. Резко щелкнул выключатель. Дверь снова закрылась, и до нашего обоняния донесся едкий дым крепкой сигары. Затем шаги снова стали раздаваться в нескольких ярдах от нас, двигались они взад и вперед по комнате. Наконец звук их прекратился и послышался скрип стула. Затем щелкнул ключ в каком-то замке, и я услышал шелест бумаги.

До сих пор я не осмеливался выглянуть, но тут я тихонечко раздвинул занавеси и заглянул сквозь узкое отверстие. Я знал, по тому, как Холмс прижался ко мне, что и он наблюдает. Прямо перед собой и почти на расстоянии руки от нас, мы увидели широкую, круглую спину Мильвертона. Очевидно было, что наши расчеты относительно его действий были совершенно ошибочны, что он и не входил в спальню, а сидел в какой-нибудь курительной комнате или бильярдной в дальнем флигеле дома, окна которого мы не видели. Его широкая седеющая голова с блестящей плешью находилась прямо перед нами. Он сидел, прислонившись к спинке красного кожаного кресла, ноги его были вытянуты, и длинная черная сигара виднелась у него изо рта. На нем была надета полувоенная тужурка, цвета красного вина, с черным бархатным воротником. Он держал в руках длинный юридический документ, который лениво читал, выпуская изо рта кольца дыма. Его спокойные манеры и удобная поза не обещали быстрого ухода.

Я почувствовал, как рука Холмса проскользнула в мою и пожала ее ободряюще, как бы говоря мне, что положение находится в сфере его компетентности, и что он спокоен. Я не был уверен в том, видел ли он то, что мне бросалось в глаза, а именно, что дверца несгораемого шкафа была неплотно заперта, и что Мильвертон может в любой момент легко заметить это. Я про себя решил, что, если по его пристальному взгляду я приду к убеждению, что он уловил это обстоятельство, я тотчас выскочу из своей засады, наброшу ему на голову свое пальто, свяжу его и остальное предоставлю Холмсу. Но Мильвертон ни разу не поднял глаз. Он вяло прочитывал бумаги, которые держал в руках, и медленно переворачивал страницу за страницей. Я думал, что он пойдет в спальню, по крайней мере тогда, когда окончит чтение документа и докурит сигару, но не успел он дойти до конца ни того, ни другого, как произошло замечательное осложнение, давшее совершенно иное направление нашим мыслям.

Я заметил, что Мильвертон несколько раз смотрел на часы, встал и снова сел с признаками нетерпения. Однако, мне и в голову не приходила мысль, что у него могло быть назначено свидание в такой неурочный час, пока до слуха моего не дошел слабый звук со стороны веранды. Мильвертон бросил бумаги и вытянулся на стуле. Звук повторился, затем послышался легкий стук в дверь. Мильвертон встал и открыл ее.

– Ну, – произнес он отрывисто, – вы опоздали на полчаса.

Так вот объяснение открытой двери и ночного бдения Мильвертона! Мы услышали нежное шуршание женского платья. Я сдвинул было занавеску, так как лицо Мильвертона было обращено по направлению к нам, а теперь рискнул снова чуть-чуть раздвинуть ее.

Он опять сидел на стуле, и сигара его продолжала торчать над нахальным ртом. Перед ним, освещенная электрической лампой, стояла высокая, тонкая, темная женская фигура с лицом, покрытым вуалью, и капюшоном, стянутым у подбородка. Женщина быстро и прерывисто дышала, и вся ее гибкая фигура дрожала от сильного волнения.

– Вы, милая, лишили меня доброго ночного отдыха, – сказал Мильвертон. – Надеюсь, что вы окажетесь заслуживающей этого. Вы не могли прийти в другое время, а?

Женщина покачала головой.

– Ну, не могли, так не могли. Если графиня – немилостивая для вас госпожа, то теперь вы имеете шанс рассчитаться с ней. Да что с вами, девушка? Чего вы так дрожите? Вот так. Подбодритесь! А теперь приступим к делу. – Он вынул из ящика записку. – Вы говорите, что имеете в руках пять писем, компрометирующих графиню д’Альбер. Вы желаете их продать, я желаю их купить. Пока хорошо. Остается только определить цену. Я, конечно, должен посмотреть письма, действительно ли это хорошие образцы… Царь небесный, вы ли это?