Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Явившись в квартиру на Бейкер-стрит, я застал его развалившимся в кресле, с высоко поднятыми коленями и с неизменною трубкою во рту. Глубокие морщины на его лбу свидетельствовали о том, что он был занят разрешением какой-то трудной задачи.

Легким движением руки он указал мне на мое обычное место в моем старом кресле и затем в течение получаса не проявил больше ни одним знаком, что мое присутствие было ему заметно. Наконец, точно спохватившись, он сразу пробудился от своих грез и со своей обычной лукавой улыбкой приветствовал мое возвращение туда, где когда-то я был у себя дома.

– Простите мою рассеянность, дорогой Ватсон, – сказал он. – В течение этого дня я получил кое-какие интересные сведения, а они, в свою очередь, привели меня к некоторым соображениям более общего характера. Я имею серьезное намерение написать маленькую монографию об использовании собак для сыска.

– Послушайте, Холмс, но ведь это же давно известно! – воскликнул я. – Есть много пород собак…

– Нет-нет, Ватсон! Эта сторона дела слишком очевидна. Я имею в виду другую, более деликатную сторону. Вы, может быть, припомните тот случай, когда я имел’ возможность, путем наблюдения за ребенком, вывести заключение о преступных привычках его отца, очень уважаемого и почтенного с виду человека.

– Да, конечно, я это хорошо помню.

– Так вот, относительно собак я рассуждаю по аналогии. Собака отражает образ жизни своих хозяев. Кто когда-либо видел веселую собаку в мрачной семье, или, наоборот, угрюмую, злую собаку в обстановке семейного счастья и довольства? У ворчунов собаки ворчливы, у опасных людей они опасны. И смена настроения у одних вызывает такую же смену настроения у других.

Я покачал головой,

– В самом деле, Холмс, не слишком ли вы далеко заходите!

Он снова набил свою трубку и продолжал, не обращая внимания на мое замечание:

– Практическое применение того, что я сейчас высказал, очень близко касается той задачи, над разрешением которой мне теперь приходится работать. Есть некий запутанный клубок, а в таких случаях, как вы знаете, я всегда ищу конец нити. Одним из вероятных концов является ответ на вопрос: почему Рой, верный волкодав, принадлежащий профессору Пресбэри, был доведен до того, что укусил своего хозяина?

Я почувствовал разочарование. Неужели ради такого пустяшного вопроса я должен был оторваться от моей работы! Холмс одним взглядом уловил мое настроение.

– Узнаю старого Ватсона! Вы неисправимы, друг мой. Вы так и не научились тому, чтобы в малом находить значительное. Ну, разве не странно, что серьезный престарелый ученый, – вы, конечно, слышали о Пресбэри, знаменитом кэмфордском физиологе? – что такой человек дважды подвергся нападению своей собаки, которая раньше была его преданным другом? Что вы на это скажете?

– Собака заболела, вот и все.

– Хорошо, я имею в виду и это. Но она больше ни на кого не нападает и, по-видимому, не питает никакой вражды к своему хозяину, за исключением совершенно особых случаев. Странно, дорогой Ватсон, очень странно. Но я слышу звонок. Если это молодой Беннет пришел раньше условленного времени, то я очень сожалею, что мне не удалось с вами переговорить еще кое о чем до его прихода.

Послышались быстрые шаги вверх по лестнице, затем короткий стук в дверь, и перед моими глазами предстал новый клиент Холмса. Это был высокий, красивый молодой человек, лет около тридцати, изысканно одетый и изящный. Но в его манерах было что-то, скорее напоминавшее застенчивость студента, чем самоуверенность светского человека. Он поздоровался с Холмсом и с некоторым недоумением посмотрел на меня.

– Дело очень щепетильное, мистер Холмс. Примите во внимание мои отношения с профессором Пресбэри, как в частной жизни, так и с официальной стороны. Я, положительно, не мог бы себе позволить говорить об этом в присутствии кого-либо постороннего.

– Не бойтесь, мистер Беннет. На скромность доктора Ватсона можно вполне рассчитывать. Позволю себе вас заверить, что в таком деле мне необходима его помощь.

– Как вам угодно, мистер Холмс. Но вы, я убежден, сами понимаете, что вынуждает меня к особенной сдержанности.

– Для вас, Ватсон, – обратился ко мне Холмс, – все станет ясным, если я вам скажу, что этот молодой человек, мистер Тревор Беннет, состоит ассистентом знаменитого ученого, живет с ним под одной крышей и, к тому же, обручен с его единственной дочерью. Мы с вами, конечно, должны согласиться, что профессор имеет полное право рассчитывать на его преданность и скромность. Однако, я думаю, что эта преданность лучше всего может быть доказана всемерным содействием выяснению тайны.

– Совершенно верно, мистер Холмс. В этом моя главная цель. Но знает ли доктор Ватсон все обстоятельства дела?

– Я еще не имел времени посвятить его.

– Тогда, быть может, вы пожелаете, чтобы я снова рассказал всю историю, прежде чем перейти к новым подробностям?

– Я сделаю это сам, – сказал Холмс, – в доказательство того, что хорошо помню всю цепь событий

И, обернувшись ко мне, он начал свой рассказ.

– Профессор Пресбэри – человек, известный всей Европе. Его жизнь протекала в замкнутом академическом мире. В ней никогда не было ни малейшего намека на возможность чего-либо скандального. Он – вдовец, и имеет единственную дочь, Эдит. Насколько я себе представляю, он человек твердого и решительного, пожалуй, даже воинственного характера. Таково было положение дела всего лишь несколько месяцев тому назад. Затем, мирное течение его жизни было прервано. Ему шестьдесят один год, но это не помешало ему ухаживать за дочерью профессора Морфи, его коллеги по кафедре сравнительной анатомии. При этом, как ни странно, в его поступках было заметно отнюдь не ухаживание пожилого человека, но, скорее, настоящее юношеское увлечение. Вряд ли кто-либо мог показать себя более влюбленным и преданным. Впрочем, дама его сердца, Алиса Морфи, девушка весьма привлекательная как по уму, так и по наружности, и увлечение профессора вполне простительно. Тем не менее, оно не встретило полного сочувствия в его собственной семье.

Нам оно казалось немного чрезмерным, – заметил Беннет.

Совершенно верно. Чрезмерным и даже, пожалуй, не вполне естественным. Как бы то ни было, но профессор Пресбэри богат, и со стороны отца невесты не было сделано никаких возражений, хотя сама она, быть может, имела другие виды. На ее руку было немало претендентов, менее значительных, но зато более соответствующих ей по возрасту. Профессор, видимо, ей нравился, несмотря на некоторую его эксцентричность. Единственной помехой могла быть разница в возрасте.

Около этого времени какая-то маленькая тайна внезапно омрачила обычный уклад жизни профессора. С ним случилось то, чего никогда еще не случалось раньше. Он покинул свой дом, не оставив никаких указаний, никаких сведений о том, куда именно он направился. Его отсутствие продолжалось две недели, а по возвращении он выглядел так, как будто проделал целое путешествие. Он, отличавшийся всегда своей откровенностью, даже не намекнул о том, где и зачем он был. Совершенно случайно присутствующий здесь мистер Беннет получил письмо из Праги от своего товарища по университету, в котором тот, между прочим, сообщал о своей неожиданной встрече с профессором Пресбэри, хотя почему-то не имел возможности с ним беседовать. Только таким путем семья профессора узнала о том, где он побывал.