Янина Забелина - Книга покойника

– Этого только слепой не заметит.

– Если бы вы видели ее в юности. Вы бы… – тут он взглянул на Графа из-под лохматых бровей. – И видели бы вы меня. Совсем не красавец, а происхождение! Но в те дни – блестящий молодой ученый, подающий надежды врач. Естественно, ее родители никогда бы не позволили ей выйти за меня замуж; собственных денег у нее не было. Но ей хватило духа и любви сбежать со мной… Конечно, наше счастье не могло длиться вечно. Жизнь оказалась сложной, я слишком отличался от знакомых ей людей. И когда новизна ощущений исчезла, она устремилась в тот круг, для которого и была воспитана… Естественно, я дал ей развод. Однако ее приятель оказался дурным человеком. Они жили вместе совсем недолго, но она опустилась, а вскоре попала в большую беду. Я сумел вытащить ее, но этот долг выплачиваю до сих пор. За ним последовали и другие. Казалось, я никогда не выберусь из этой ямы… Эта магазинная кража – первый звонок; я понял, что скоро не смогу противостоять всему этому. И я начал прятать ее. Психиатрическая больница Валпа – и даже этот небольшой домик в квартале Бюмплиц-Оберботтиген – к сожалению, мне уже не по карману. И когда шестого июля пополудни пришел Шмид, я как раз размышлял, что же предпринять… Конечно, я понимал, что меня втянули в какую-то грязную игру. Человек с заболеванием господина Мартинели за первым попавшимся врачом посылать бы не стал; недуги такого рода, даже быстротечные, развиваются постепенно. Следовательно, здесь что-то нечисто. Объяснив господину Мартинели, какая у него болезнь, я понял, что этот диагноз ему ставили и раньше, неизлечимая природа заболевания новостью для него тоже не оказалась. Нельзя обмануть старого практика… Я столько раз сообщал людям о приближении скорого и неизбежного конца. Когда он сделал вид, что мое заключение поразило его до глубины души, я спросил себя, для чего меня наняли.

Граф кивнул.

– Бартон Мартинели узнал свой диагноз в мае – сразу же после этого он уехал в Женеву и обратился за помощью к своему богатому кузену Говарду, которого он никогда не любил и которого он не видел, по крайней мере, двадцать пять лет. Подробности нам рассказала Люсет Дион… Бартона Мартинели ждало незавидное будущее – переполненная палата в больнице для бедных и нищенская общая могила на краю кладбища. Естественно, он попытался избежать такого конца…

– Я не осуждаю его за это, – проговорил Троллингер.

– Мне тоже не хотелось винить его. По сути, он не сделал ничего дурного. Бартон Мартинели был последним представителем младшей ветви семьи: щепетильный, но несколько легкомысленный человек, он занялся исследовательской работой и неплохо зарабатывал, но не скопил ни франка. Когда развилась эта ужасная болезнь, Говард Мартинели оказался его последним прибежищем. Богатый кузен окружил умирающего роскошью, но когда выяснилось, что все эти блага – плата за участие в мошенничестве, Бартон продемонстрировал черную неблагодарность. Он поддался искушению, но, в отличие от Говарда, нарушил условия сделки. Он обманул кузена, а потом винил себя за жульничество.

– Я прекрасно понимаю, что его соблазнило, – подхватил Троллингер. – Он все предвидел: и убогую больницу, содержащуюся за счет благотворительности, и скудную еду, и замотанную сиделку, которая бегает из палаты в палату. Болезнь, одиночество, нищета – и вдруг появляется возможность провести последние дни в комфорте.

– Кстати, не трудно догадаться, почему Бартон нарушил свое обещание и обзавелся приятельницей. Лидия Шафер стала его последним шансом, последней попыткой самоутверждения. Бедняга убеждал себя, что если Лидия восхищается им, значит, все-таки в нем что-то есть, – улыбаясь, сказал Граф.

Троллингер задумчиво кивнул – тема Бартона Мартинели казалась исчерпанной. Однако оставались неосвещенными другие стороны минувших событий.

– Мошенничество не носило финансового характера – госпожа Мартинели оставалась, что называется, при своих. По крайней мере, она получила бы все, что предполагала.

– Ну да, Говард объяснил больному кузену, что его жизнь просто невыносима – скупая, эгоистичная женщина превратила его существование в непреходящий кошмар. Конечно, он и в самом деле просил у нее развод много раз. Но госпожа Мартинели не допускала, чтобы такой унизительный факт стал известен в Ла Роше!

– Такие женщины ценят свое высокое положение в обществе. – Размышляя о госпоже Мартинели, Троллингер сцепил руки и принялся вращать большими пальцами. – И статус покинутой жены их вряд ли прельщал.

– А если бы Мартинели просто оставил ее, она не дала бы ему ни минуты покоя. Она выследила бы его и на краю земли, который теперь гораздо ближе, чем до войны. Говард Мартинели не смог бы жить с Лю-сет Дион, ни как господин Миллер, ни как господин Шредер. Он имел, конечно, гораздо больше денег, чем предполагала его жена. В десять раз больше. Судите сами… Он утаил часть суммы от продажи своего дела и вскоре увеличил капитал. В банке кантона Берн у него открыт отдельный банковский счет – на имя Шредера. Да, господин Мартинели был заманчивой партией. Но годы шли, а женщины типа Люсет Дион очень не любят ждать, и еще – они не станут жить с мужчиной вне брака. Приличия должны быть соблюдены.

– Неужели Говард Мартинели влюбился в нее с тех пор, как она появилась у них в доме?

– Влюбленность бывает разная. Вы бы видели ее, доктор. Она способна ввергнуть в пропасть любого мужчину, если, конечно, у него нет аллергии на подобных дамочек.

– Я так понимаю, что у вас она есть?

– Да. Знаете, мне очень неприятны такие консервативные особы. От женщин типа Люсет Дион пахнет пылью и плесенью.

– Какой цинизм! – ухмыльнулся Троллингер.

– Видели бы вы, с каким выражением на прекрасном личике она повернулась к своему сообщнику, когда выяснилось, что их план сорвался. Ничего человеческого! Никогда этого не забуду. Не забуду и его лица. Он думал, что Люсет любит его. Он считал ее неземным созданием, и как жестоко ошибся. А вот другую женщину, свою жену, Говард Мартинели знал досконально. Он с легкостью вычислил ее в высшей степени спокойную реакцию на известие о его болезни и смерти. Так или иначе, она догадывалась, что мужу нет никакого дела до ее чувств и представлений о приличиях, и расценила эту его историю, как хорошо продуманное оскорбление. Когда я впервые увидел госпожу Мартинели, она выглядела рассерженной, но ничему не удивлялась. Говард знал, что она заинтересуется только денежной стороной вопроса и, конечно, не станет терять время на осмотр тела. Более того, и не подумает пойти на похороны.

– Почему же он оставил ей так много?

– Он написал это завещание очень давно, сразу после свадьбы, ну, и до появления Люсет Дион ему и в самом деле некому было оставить деньги. А шесть лет назад, когда на горизонте Мартинели замаячила эта бедная сиротка, его личный капитал увеличился в несколько раз. Чистенькое старое завещание не вызовет подозрений, и госпожа Мартинели вполне удовлетворится этим документом.